|
В свободное время я
увлекаюсь коллекционированием бумажных денег. Меня часто спрашивают:
почему? На этот вопрос нетрудно ответить. Мое детство и юность
прошли в Киеве — большом, красивом городе, который во время
гражданской войны столько раз переходил из одних рук в другие, что
киевляне потеряли этому счет.
И, конечно, в
первую очередь новая власть почти всегда выпускала свои бумажные
деньги. «Карбованци» гетмана Скоропадского, получившие название «яичниц»
из-за своего ярко-желтого цвета, пестрые «шаги» и «гривни»
Центральной Рады, по поводу которых местные остряки говорили, что «каждый
свой шаг новая власть оценивает в грош» (2 шага равнялись 1 копейке); деникинские «колокольчики», называвшиеся так потому, что на них был
изображен царь-колокол, сменялись царскими деньгами — «зелененькими»,
«синенькими», «красненькими», фундаментальными сотенными — «катеринками»
и пятисотенными — «петрами».
Оккупация принесла
немецкие и польские марки. При Петлюре ходили обязательства,
почему-то называвшиеся «аэропланами»; «знатоки» в знаменитом тогда
кафе «Сема-дени» утверждали, что их печатают в Париже и срочно
доставляют оттуда на самолетах. Неожиданно начали ходить деньги,
выпущенные Временным правительством,— «керенки», которые к этому
времени настолько обесценились, что ходили целыми листами по 100
штук. С появлением новых денег старые теряли смысл и передавались
для игры младшему поколению.
В это время многие
мои сверстники начали собирать красивые бумажки, которые так легко
доставались. Начал их собирать и я. Мое начинание было поддержано
отцом, который на собранных мною образцах разъяснял мне политическую
и экономическую ситуацию. Эта детская игра с годами перешла в
серьезное увлечение.
Я не принадлежу к
тем коллекционерам, которые убеждены, что только их вид
собирательства — интересная, стоящая вещь, а все остальное — чепуха.
Мне кажется — и я
думаю, что мое мнение разделяет большинство настоящих коллекционеров,—
главное не в том, ЧТО собирать, а в том, КАК собирать. Собирал, как
известно, и Плюшкин, однако никто не назовет его коллекционером.
Коллекционирование — это не только, а может быть, и не столько
собирание новых экземпляров, сколько их ИЗУЧЕНИЕ. Нужно извлечь из
материала возможно большее количество информации и изучить ее со
всех точек зрения: политической, исторической, экономической,
географической, технологической (речь идет о технологии и технике
изготовления предметов коллекционирования), эстетической и многих
других. Только тогда коллекционирование приобретает свой настоящий
смысл и приносит истинное удовлетворение.
И вот здесь мне
хочется сказать (несмотря на приведенную выше декларацию, я все-таки
патриот своего вида коллекционирования), что бумажные деньги
являются одним из наиболее интересных и благодарных объектов
коллекционирования, потому что из них можно извлечь очень много
интересной информации. Объясняется это не только тем, что выпуск
денег очень точно отражает политическую и экономическую обстановку,
но и тем, что из-за больших размеров (по сравнению, например, с
почтовыми марками!) на них много рисунков, эмблем, надписей и
подписей, которые говорят очень о многом.
Кое о чем из этого
мне и хочется рассказать читателям. Это будет рассказ о нескольких
экземплярах из моей коллекции. Он не претендует на полноту, на
систематичность или на научность изложения.
Самые «древние» в
моей коллекции экземпляры относятся к 1792 году. Это так называемые
ассигнаты, выпущенные во время
Великой французской революции. Как и
все банкноты конца XVIII — начала XIX века, они черно-белые, с
простым четким рисунком. Одна из них, достоинством в 10 ливров,
изображена на рис. 1. Справа и слева видны два выдавленных на бумаге
медальона. С этими ассигнатами связано имя знаменитого французского
поэта П. Беранже, автора революционно-сатирических песен. В своей
юности Беранже работал помощником своего отца, занимавшегося
спекуляцией на разнице курса между уже обесценившимися к тому
времени (1798 год) ассигнациями и металлической монетой. Операции
эти опротивели будущему поэту, он убедился, что на размене денег
больше всего теряют бедняки. Юноша бросил «работу» у отца и твердо
решил посвятить себя поэзии. Трудно, конечно, быть уверенным, что
имеющиеся у меня ассигнаты побывали в руках Беранже, но, глядя на
них, я всегда вспоминаю замечательные песни этого народного певца.
Дух Великой
французской революции инициировал
Польское восстание 1794 года,
руководителем которого был знаменитый польский патриот-революционер Тадеуш Костюшко. На рис. 2 изображена одна из выпущенных в это время
ассигнаций достоинством в 10 грошей. Скорее это даже не ассигнация,
а мелкий разменный знак. Через плотную бумагу просвечивает
шестиугольный масляный штемпель с цифрой «X» в середине —
примитивный водяной знак, который должен был затруднить подделку.
Так как восстание было очень скоро подавлено, ассигнации эти были
выпущены в небольшом количестве и встречаются не очень часто,
особенно крупные купюры.
Хотя
выпуск
ассигнаций в России был начат в 1769 году при Екатерине II, самая
старая (пока!), имеющаяся у меня, выпущена в 1798 году, в мрачное
время царствования Павла I (рис. 3). Она отпечатана на тонкой бумаге
и снабжена сложной системой водяных знаков. На рис. 4 изображена
такая же ассигнация, датированная 1808 годом. Присмотревшись к ее
тексту, легко обнаружить опечатку: вместо «государственной» написано
«государственной». Эта опечатка выдает ее происхождение: готовясь к
русскому походу 1812 года,
Наполеон Бонапарт, имея в виду подрыв
финансовой мощи России, заготовил и выпустил в обращение большое
количество фальшивых ассигнаций 25-рублевого и 50-рублевого
достоинства. Подделка выполнена очень хорошо. Она выпущена на бумаге
лучшего качества, чем русская.
Сравните общую
сохранность этой ассигнации и павловской; в частности, на фальшивой
благодаря большей упругости бумаги очень хорошо сохранились
выдавленные медальоны, совершенно уже стершиеся на настоящей
ассигнации. Очень точно передан сложный рисунок водяных знаков.
Подвели лишь похожие по начертанию буквы «Д» и «Л», отсутствующие в
латинском алфавите и потому незнакомые французским граверам.
Встречаются экземпляры с опечаткой в слове «ходячей» в последней
строке — «ходячей». Иногда обе опечатки бывают вместе. При
внимательном рассмотрении можно еще обнаружить, что подписи на
настоящих деньгах сделаны чернилами от руки (на рис. 3 видно даже,
как чернила расплылись), на фальшивых они литографированы. Любопытно,
что из-за лучшего качества бумаги до нас от тех лет дошло гораздо
больше фальшивых ассигнаций, чем настоящих.
Как известно,
ассигнации этих лет, равно как и последующих выпусков, впоследствии
очень обесценились. Несколько лет тому назад мне пришлось отдыхать в
одной из подмосковных здравниц. Моим соседом по столу оказался, как
мне сообщили, известный лингвист, специалист в области русского
языка профессор К. Первые два дня я сидел в столовой, проглотивши
язык: страшно было оскандалиться в присутствии такого авторитета.
Потом все-таки мы познакомились и разговорились. К. оказался очень
милым человеком, приятным собеседником. Как-то, когда разговор шел о
словах, употребляющихся лишь в некоторых падежах, я, вспомнив об
одном из моих денежных знаков, спросил у него: может ли слово «казна»
иметь родительный падеж множественного числа. Подумав, профессор
ответил, что, по-видимому, нет и что, во всяком случае, ему это
слово в таком виде никогда не встречалось. Предъявив ему знак,
изображенный на рис. 5, я почувствовал, что в какой-то степени взял
реванш за свое двухдневное молчание.
Что же это за знак?
Его история интересна сама по себе. В 1840—1843 годах под
руководством министра финансов Канкрина была проведена большая
реформа денежного обращения. Она проводилась в несколько приемов;
последним этапом и были кредитные билеты «Сохранных Казён и
Государственного заемного Банка», которые, в свою очередь, в 1843
году были обменены на государственные кредитные билеты нового
образца. В течение очень долгого времени предполагалось, что все эти
знаки были уничтожены и не дошли до нашего времени. Так, в «Нумизматическом
сборнике» за 1912 год эти билеты были отнесены к неизвестным.
Уже после революции
в архиве одного из банков случайно было обнаружено около десятка
образцов этих знаков — этим определяется их «мировой запас». Один из
них, изображенный на рис. 5, занимает почетное место в моей
коллекции.
Если продолжать в
хронологическом порядке, то следует перейти к деньгам, выпущенным в
Венгрии во время революции 1848 года. На ассигнации, представленной
на рис. 6, видна подпись руководителя восстания Кошута Лайоша,
который был в первый период революции министром финансов. Обращает
внимание тот факт, что основные подписи как на лицевой, так и на
оборотной стороне выполнены не только на венгерском, но и на
немецком, чешском, славянском и польском языках.
После подавления
венгерской революции Кошут эмигрировал в США, где основал
Венгерскую
коммуну. На рис. 7 (а также вверху на 4-й стр. обложки) изображен
один из банковских билетов, выпущенных этой коммуной. В центре
помещено символическое изображение революции, ниспровергнувшей
монархию.
Конец XIX века
ознаменовался в России новой реформой денежного обращения. Связана
она была с уменьшением (в 1,5 раза) золотого содержания рубля. Из
нафталина была извлечена старая денежная единица, введенная еще
Елизаветой Петровной,— «империал». Возрожденный «империал» равнялся
10 старым или 15 новым золотым рублям. Переходным звеном были
выпущенные Государственным банком билеты, которые носили странное
название — «депозитные металлические квитанции». Одна из них, самого
большого достоинства, изображена на 4-й стр. обложки, внизу.
ИНТЕРЕСНЕЙШИЙ для
коллекционеров материал связан с периодом гражданской войны.
Временное
правительство оставило молодой Советской власти очень тяжелое
наследие: за 8 месяцев своего существования оно выпустило на 9
миллиардов рублей ничем не обеспеченных бумажных денег. Это намного
превышало сумму бумажных денег, выпущенных царским правительством за
все годы первой мировой войны. Покупательная способность рубля упала
до 8—9 копеек, а потом опустилась и еще ниже.
Бумажные деньги
настолько обесценились, что стало невыгодным перевозить мелкие
купюры по железным дорогам (здесь надо иметь в виду и транспортные
затруднения). По всей стране возник кризис мелких, разменных денег.
Тогда в виде различных суррогатов их стали выпускать на местах
отделения Государственного банка (который был потом переименован в
Народный банк), органы местной власти, городские самоуправления.
Появились «свои»
деньги и у белогвардейских генералов, действовавших совместно с
иностранными интервентами. Буржуазно-националистические
правительства не упустили случая «укрепить» свое положение выпуском
национальных денег — украинских, грузинских, армянских, бухарских,
хорезмских и т. д. Даже мелких атаманов обуяла жажда финансовой
деятельности (не следует забывать, что выпуск своих денег был
наиболее доступным источником пополнения казны).
Картина денежного
обращения в России в эпоху гражданской войны была необычайно пестрой.
Недаром знаки этого времени пользуются большим спросом у
коллекционеров не только нашей страны, но и всего мира.
Как и всякие
бумажные деньги, денежные знаки времен гражданской войны отражают
интересы эмиссионеров, их помыслы и чаяния (иногда против их желания).
Так, например, в 1918 году на севере России, в Архангельске, под
эгидой английских интервентов было образовано
«правительство» эсера
Чайковского.
И вот это
правительство, глава которого мнил себя революционером, выпускает
деньги (цв. вкладка, рис. 4) — почти точные копии царских (цв.
вкладка, рис. 3), с эмблемой монархии — двуглавым орлом и, как
гласит надпись на обороте, «имеющие хождение по всей империи».
Единственное различие заключается лишь в том, что эти кредитные
билеты размениваются... на фунты стерлингов. Цели и средства
марионеточного правительства были выражены настолько неприкрыто, что
это смутило даже английских советников. По их требованию в еще не
выпущенных деньгах орел запечатывается типографской краской, а слово
«империя» забивается передвинутой в малоподходящее место подписью (цв.
вкладка, рис. 1).
В следующем выпуске
этих денег герба империи уже нет, само слово «империя» исчезло, а
оставленного орла «раздели»: с него сняли корону, убрали гербы
покоренных монархией земель, вынули из лап регалии — скипетр и
державу — и сняли с хвоста Андреевский крест. Модернизированные
деньги (цв. вкладка, рис. 2) практически уже не обращались, так как
«консультанты» вместе с «консультируемыми» срочно отбыли за пределы
России.
В 1919 году
драгунский офицер царской армии
Авалов-Бермонт задумал восстановить
в Прибалтике власть остзейских баронов. Одного царского герба ему
показалось мало, и на выпущенных им деньгах он изобразил еще и
Железный крест — высший орден Германской империи (рис. 8). Оборот
знака заполнен на неплохом немецком языке. Орфография русских
надписей на лицевой стороне оставляет желать лучшего.
Весьма обстоятельно
подошел к финансовой проблеме
генерал Юденич, Готовя свое
наступление на Петроград, он пригласил на должность управляющего
отделом финансов крупного туза, известного миллионера и заводчика Лианозова, подпись которого красуется рядом с подписью самого
Юденича. На этих деньгах (цв. вкладка, рис. 5) уже нет никаких
намеков на иностранное влияние или финансирование. Любопытна их
эмблематика: орел (справа), терзающий змею, символизирует самого
Юденича, расправляющегося с Советской властью. На рисунке слева
можно рассмотреть в кружках по обе стороны шлема мужскую и женскую
головы, судя по нимбам над ними, святых. Это канонизированные (то
есть возведенные в ранг святых) единоличным распоряжением Юденича
последний русский монарх Николай II и царица Александра Федоровна,
расстрелянные незадолго до этого в Екатеринбурге. Деньги Юденича
разделили участь своего эмиссионера. А позднее большая часть их, так
и неразрезанных, была продана в кондитерские заведения Таллина для
конфетных оберток.
Говоря о деньгах,
нельзя не вспомнить историю создания советского герба, герба РСФСР,
изображение которого не сходило с бумажных денег и почтовых марок
вплоть до замены его гербом СССР.
В. Бонч-Бруевич так
рассказывает о заседании Совета Народных Комиссаров, проходившем под
председательством В. И. Ленина 18 июня 1918 года:
«Владимир Ильич был
у себя в кабинете и беседовал с Я. М. Свердловым, Ф. Э. Дзержинским
и некоторыми другими товарищами, когда рисунок герба положен был
перед ним на стол.
— Что это, герб?
Интересно посмотреть!— И он устремил свой взгляд на рисунок,
наклоняясь над столом.
Мы все, окружив
Владимира Ильича, с интересом вглядывались в проект герба,
предложенный художником из студии типографии Гознак.
Внешне герб сделан
был хорошо. На красном фоне сияли лучи восходящего солнца,
обрамленные полукругом снопами пшеницы, внутри которых отчетливо
виднелись серп и молот, а над гербом главенствовал, словно
настораживая всех, отточенный булатный меч, проходивший через герб
снизу вверх.
— Интересно! —
сказал Владимир Ильич.— Идея есть, но зачем же меч? — И он посмотрел
на всех нас.
Мы бьемся, мы воюем
и будем воевать, пока не закрепим диктатуру пролетариата и пока не
выгоним из наших пределов и белогвардейцев и интервентов, но это не
значит, что война, военщина, военное насилие будут когда-нибудь
главенствовать у нас. Завоевания нам не нужны. Завоевательная
политика нам совершенно чужда; мы не нападаем, а отбиваемся от
внутренних и внешних врагов; война наша — оборонительная, и меч — не
наша эмблема. Крепко держать его в руках мы должны, чтобы защищать
наше пролетарское государство до тех пор, пока у нас есть враги,
пока на нас нападают, пока нам угрожают, но это не значит, что это
будет всегда...
Социализм
восторжествует во всех странах — это несомненно. Братство народов
будет провозглашено и осуществлено во всем мире, и меч нам не нужен,
он не наша эмблема... — повторил Владимир Ильич.
—Из герба нашего
социалистического государства мы должны удалить меч...— продолжал
Владимир Ильич, и он тонко заточенным черным карандашом зачеркнул
его корректурным знаком, повторив его на правом поле герба.
—А в остальном герб
хорош. Давайте утвердим проект и потом посмотрим и еще раз обсудим в
Совнаркоме, но все это надо сделать поскорее...
И он подписал
рисунок».
К сожалению, автора
первоначального эскиза герба до сих пор установить не удалось.
Окончательную редакцию герба РСФСР сделал известный скульптор М. А.
Андреев.
Контрреволюция
действовала на всех фронтах. На юго-востоке страны она
поддерживалась тоже англичанами, крайне заинтересованными в хлопке и
в нефти. В июле 1918 года, почти в то самое время, когда проходило
описанное выше заседание Совнаркома, между главой
великобританской
военной миссии, находившейся в Мешхеде, генералом Маллесоном — тем
самым Маллесоном, который снискал затем печальную известность как
инициатор и руководитель зверского убийства 26 бакинских комиссаров,
с одной стороны, и руководителем эсеровского
Закаспийского
временного правительства, непосредственным участником этого
преступления палачом Ф. Фунтиковым, с другой стороны, было заключено
соглашение об английской интервенции Закаспийской области. Миссия
перебазировалась из Мешхеда в Ашхабад. Интервенты обещали золотые
горы, но не торопились с выполнением своих обещаний. Только тогда,
когда средства Временного правительства иссякли настолько, что уже
нечем стало платить сотрудникам контрразведки, генерал Маллесон
вместо обещанного золота выпустил небольшое количество обязательств
(рис. 9), которые так никогда и не были оплачены. Поистине, вор у
вора дубинку украл! Сейчас эти обязательства попадаются крайне редко.
Японские
интервенты, оккупировавшие часть Дальнего Востока, выпустили свои
деньги, выполненные в японском стиле с традиционной хризантемой,
драконами и надписями на японском языке. Русский текст на этих
знаках сведен к минимуму (рис. 1).
Главным
ставленником интервентов в
Сибири был Колчак. Выпущенные им деньги
наглядно отражают весь ход его «карьеры». Вначале Колчак выпускал
свои сравнительно скромного вида обязательства. Затем к нему «по
наследству» перешли деньги, заказанные в США еще Временным
правительством. Пока деньги печатались, заказчик перестал в них
нуждаться. Заокеанские покровители вместе с очередной партией
амуниции и вооружения прислали Колчаку и эти деньги (рис. 2).
Выполненные на высшем уровне специальной полиграфической техники,
деньги имели очень представительный вид. Каким контрастом к ним
выглядят деньги дальневосточных партизан (рис. 3), свидетельствующие
о тех тяжелых условиях, в которых приходилось вести партизанскую
войну!
Однако деньги,
изготовленные в Америке, не удовлетворяли Колчака. Ведь на них был
изображен орел Временного правительства, а ниже — Таврический дворец,
символизирующий Государственную Думу. Такой либерализм никак не
устраивал Колчака, который уже видел себя к тому времени Верховным
правителем «всея Руси», и он заказал новые деньги по своему вкусу.
Я счастливый
обладатель, по-видимому, уникального пробного оттиска
тысячерублевого «государственного казначейского знака» (рис. 4) —
Колчак не успел выпустить даже пробную серию этих денег. На лицевой
его стороне изображен «спроектированный» по заказу Колчака новый
герб, составленный из элементов герба дома Романовых. Находившаяся
на груди орла фигура всадника, копьем попирающего змея,— старинный
герб московских князей — «выведена» за пределы орла, снята со щита и
перенесена на самый верх. В центре — двуглавый орел, озаренный
лучами, исходящими от парящего в облаках «всевидящего ока». В лапах
орла регалии — меч и сердце с крестом. На груди орла, там, где
раньше был герб Москвы, помещен герб Сибири — «...два соболя стоящие...
у соболей, накрест две стрелы с копьи и с перьем...». На крыльях
орла изображены гербы городов, которые Колчак считал своей опоров:
Оренбурга, Уфы, Челябинска, Омска, Екатеринбурга и Перми. Орел
окружен венком из гербов остальных областей и губерний России — их
Колчак предполагал покорить в ближайшем будущем. Как видите, с
художественной точки зрения рисунок этот не выдерживает никакой
критики. Да и эмблематика его не всегда ясна. Почему, например,
фигура всадника окружена фруктами — яблоками, грушами, виноградом?
Но местные выпуски
не всегда выглядели так безвкусно. В разгар гражданской войны люди в
силу самых различных обстоятельств оказывались вдруг в неожиданных
для себя местах. Так, известный петербургский художник Чехонин
очутился в 1918 году в Архангельске и выполнил там очень неплохой
эскиз денег, выпускавшихся затем местной властью (цв. вкладка). На
фоне голубых льдов изображены тюлень и морж. Это, между прочим,
определило народное название этих денег —
«моржовки».
Деньги украинской «народной»
республики были выпущены по эскизам известного графика Нарбута,
который был в то время в Киеве (цв. вкладка). Изображенный герб —
трезубец, ставший затем символом петлюровско-националистической «самостийной»
Украины, заимствован из старого герба князя Владимира Киевского.
Очень декоративно
выглядят «шелковые» деньги, которые выпускал в 1918—1919 годах
Хивинский сардар Сеид-Абдулла Хан. Деньги эти печатались вручную с
досок типографской краской на специально изготовленных кусках
плотного, тяжелого шелка. После свержения хивинского хана, в 1920
году, была провозглашена Хорезмская Народная Советская Республика,
управляемая Советом Народных Назиров (комиссаров). Первое время
(1920—1921 годы). Совет Назиров выпускает еще шелковые деньги. На
вкладке показана ассигнация в 5 000 рублей. В правом нижнем углу
стоит по вертикали снизу вверх дата выпуска — 1339 год хиждры (мусульманского
летосчисления), что соответствует 1920 году. Чуть левее и выше —
номинал, написанный вычурной арабской вязью,— «пять тысяч рублей».
Слева вверху в квадрате — «деньги выпущены по постановлению Совета
Назиров Хорезма». В квадрате пониже — «подделывающий предается
революционному уголовному суду».
После того, как
шелковые деньги были аннулированы, местное население шило из них
лоскутные одеяла.
Как я уже говорил,
выпуск местных денег часто вызывался нехваткой мелких, разменных
купюр. Очень необычно был решен вопрос размена в маленьком городке
Кяхте (Троицкосавске), лежащем на самой русско-монгольской границе.
В городе курсировали «керенки» достоинством в 20 и 40 рублей и
чувствовалась недостача более мелких знаков. Тогда, по идее
управляющего местным отделением Народного банка Ермоленко, часть
ходивших купюр подверглась самому радикальному виду размена: их «четвертовали»!
Каждая четвертушка, возведенная теперь в ранг «самостоятельного»
денежного знака, была наклеена на специальный бланк, снабженный
факсимильными подписями автора этой идеи Ермоленко и комиссара
финансов Малафеева и скрепленный печатью кяхтинского отделения
госбанка с царским орлом: новой печатью еще не успели обзавестись (рис.
5),
Бон этих было
выпущено немало — 6 000 штук пятирублевых и 3 500 десятирублевых.
Однако часть их выкупили и уничтожили, а часть в процессе обращения
просто «износилась». Поэтому сейчас они представляют собой довольно
большую редкость.
Далеко не всюду к
выпуску разменных денег подходили так обстоятельно, как в Кяхте. В
подавляющем большинстве случаев разменные деньги выпускались как
попало, на случайной бумаге — от кальки до картона. Еще больше
варьировались их размеры: самые маленькие были размером 19X25
мм (разменная марка 50 коп., выпущенная северо-западным
белогвардейским корпусом генерала Родзянко), самые большие — 300X350
мм (ходившие в Томске облигации царских займов). Каждая такая
облигация почти в 20 раз больше маленькой марки.
Нехватка разменных
денег была все же так велика, что их выпуском занялись еще более
мелкие «подразделения» — кооперативы, магазины, театры, клубы,
общественные собрания. Конечно, такие деньги не могли претендовать
на обязательность обращения. Они имели сугубо местный характер, то
есть выдавались вместо сдачи и принимались обратно только
эмиссионерами. Правда, в некоторых случаях они могли совершать и
значительно большие туры обращения.
Такие «частные»
деньги, или, как их еще называют, «деньги необязательного обращения»,
являются самостоятельной группой знаков, которую собирают не все
коллекционеры-бонисты. На мой взгляд, они очень колоритны и
интересны.
Частные знаки
выпускались более чем в 350 городах России, причем в городе
занимались этим б среднем о—7 учреждений.
В некоторых городах
были поставлены своеобразные рекорды. Так, например, в Севастополе
частные деньги выпускали 80 организаций, в Харькове и Симферополе —
60. На рис. 6 на выбор приведено несколько любопытных знаков. Мы
видим деньги известной в свое время кондитерской Дирберга в Харькове,
японского торгового дома в Харбине, кооператива с великолепным
лозунговым названием «Долой хвосты!» в Екатеринославе, цирка «Буфф»
в Туапсе, вольного пожарного общества в Александровске (ныне
Запорожье). Владелец магазина в Николаевске-на-Амуре — Симада по
примеру некоторых монархов счел нужным украсить выпущенные им деньги
своим портретом. Напечатаны эти деньги не где-нибудь, а в Токио, чем,
вероятно, и объясняется опечатка в отчестве — «Пикола-евич».
В «валютные
операции» включились и «святые отцы». На рис. 7 показаны «церковные»
деньги, выпущенные в Екатеринославе, Батуми и маленьком городке
Черкассах, близ Киева, на Днепре.
Разнообразна
техника изготовления частных бон: от рукописных и машинописных
записок до роскошных типографских цветных денег на бумаге с водяными
знаками. Известны и металлические частные деньги: и жестяные, и
медные, и чеканные.
Большинство местных
денег, как общеобязательных, так и частных, выпускалось без всякого
фактического обеспечения. Иногда, когда эмиссионер был по-настоящему
озабочен надежностью своих денег, он принимал меры к тому, чтобы
выпускаемые им деньги обеспечивались хоть какими-то валютными
ценностями. Правда, в ту эпоху само понятие валютной ценности было
весьма условным. Так, например, Общество взаимного кредита маленькой
станции Хандаохедзы Китайской Восточной железной дороги на своих
деньгах, выпущенных в 1918 году, писало, что они «обеспечены
романовскими (то есть царскими.— Прим. авт.) купюрами хорошего
качества». В 1919 году авторитет романовских денег даже «хорошего
качества» сильно пошатнулся, и Общество взаимного кредита в
последующем выпуске своих денег поспешило снять эту гарантию.
Когда на Северном
Кавказе под непосредственным руководством С. Кирова и С.
Орджоникидзе впервые установилась Советская власть,
Северо-Кавказская Советская Социалистическая Республика выпустила
напечатанные на вексельных бланках боны (рис. 8), обеспеченные «под
поступление табачного акциза». Это была, по-видимому, единственная
реальная ценность, находившаяся в распоряжении молодой республики.
Деньги, выпущенные
в 1918—1919 годах в Семиреченской области, имеют еще более
экзотическое обеспечение: они обеспечены опием (рис. 9 и 10). Отсюда
можно сделать вывод, что понятие «валютная ценность» — категория не
только историческая, но и географическая.
Великая Октябрьская
социалистическая революция была мощнейшим толчком, пробудившим
революционное движение во многих странах мира. На рис. 11 показаны
деньги Венгерской Советской Республики, просуществовавшей в 1919
году всего лишь несколько месяцев и затопленной реакцией в море
крови. Здесь характерна эмблема мирного труда — сеятель.
Когда в 1922 году
Советское правительство приступило к денежной реформе, завершенной в
1924 году полной стабилизацией курса золотого рубля, были выпущены
новые деньги — билеты Государственного банка в червонном исчислении
и казначейские билеты в рублях. Новые деньги тоже были украшены
эмблемами труда: на рис. 12 показаны 3 червонца 1924 года и 5 рублей
1925 года с широко известными рисунками Шадра — «Сеятель» и «Рабочий».
Чрезвычайно
любопытную историю выпуска местных денег сохранил нам А. М. Горький.
В марте 1912 года к Алексею Максимовичу, находившемуся тогда на
острове Капри, приехал в гости Алексей Алексеевич Семенов — «полурусский,
полуякут», человек большого таланта и огромной энергии, неутомимый
исследователь северной Сибири, учитель и просветитель якутского
народа. Горький не мог не увлечься этим человеком, подружился с ним
и переписывался вплоть до последних дней своей жизни. В 1929 году
Горький написал об А. А. Семенове очерк — «О единице», который,
однако, по каким-то причинам не был опубликован своевременно и
появился лишь в 1960 году в ноябрьском номере журнала «Новый мир».
Очерк этот, а также
опубликованные в этом же номере воспоминания А. А. Семенова о
пребывании у Горького на Капри, и избранная переписка Горького с
Семеновым были подготовлены к печати научным сотрудником архива А.
М. Горького Ириной Васильевной Дистлер.
В этом очерке
Горький пишет: «Из всех бумажных денег, которые пускались в оборот
на безграничном пространстве Союза Советов, самые оригинальные
деньги выпустил Алексей1: он взял разноцветные этикетки для бутылок
вина, своей рукой написал на «Мадере» — 1 р., на «Кагоре» — 3 р., «Портвейн»
— 10 р., «Херес» — 25 р., приложил печать Наркомфина, и якуты,
тунгусы очень хорошо принимали эти деньги, как заработную плату и
как цену продуктов. Когда Советская власть погасила эти своеобразные
квитанции, Семенов прислал мне образцы их» 2.
В своем письме
Горькому от 20 июня 1923 года Семенов пишет: «На должности Наркома (финансов—прим.
авт. наст, статьи) я тоже проявлял самостоятельность: вместе с
Сергеем Васильевичем (Сергей Васильевич Ваулин в то время был зав.
Якут. Госиздатом. (Прим. авт. наст, статьи) печатали деньги на 30
миллионов. Москва за это мне шею намылила, но в. результате польза
для Якутии была огромная. Завтра деньги эти будем жечь: больше 25
миллионов уже изъято».
1
Алексей Алексеевич Семенов.
2 По-видимому, Горький во время
написания этих строк не имел под руками описываемых денег и поэтому,
как будет видно из дальнейшего, допустил некоторые неточности.
В другом письме, от
5 октября 1925 года: «В 1922 г. основалась Якутская республика. Я
очутился в новой должности — Наркома финансов в самый трудный период
перехода края от натурального товарообмена к денежному обращению.
Нашлепав в одно из воскресений денег на 30 мил. рублей, мы сносно
вышли из затруднений. Наркомом я оставался до 1 окт. 1923 г.».
Интереснейшее
сообщение! Не удивительно, что оно всполошило всех коллекционеров.
Ведь, не говоря об их необычном оформлении, речь шла о деньгах,
обращавшихся на территории площадью около 3,8 миллиона квадратных
километров, что ненамного уступает площади Европейской части ССС? и
намного превосходит площадь любого западноевропейского государства.
В стенной газете
Московского общества коллекционеров появилась статья одного из
старейших коллекционеров-бонистов А. В. Тункеля, которая
заканчивалась следующим призывом: «Коллекционеры должны найти деньги
Якутии, о которых пишет А. М. Горький. Это дело чести советских
собирателей-бонистов». Начались поиски, запросили Якутию. Через
длительное время оттуда пришло сообщение, что как будто бы один
экземпляр «винных» денег когда-то был в местном краеведческом музее,
но сейчас то ли его не могут разыскать, то ли он вообще исчез. Я
писал местным краеведам, но тоже безуспешно.
Шло время, «винные»
деньги не находились и понемногу стали превращаться в легенду.
Как-то вечером я стал перебирать свои коллекционные материалы,
заметки, карточки и вырезки. Наткнулся на статью Ю. Юрова,
опубликованную в № 1 журнала «Огонек» за 1961 год, посвященную
выпуску новых советских денег. В этой статье автор, цитируя ту же
подборку «Нового мира», заключает, что цифра 30 миллионов относится
к выпуску «винных» денег.
Начинаю соображать:
если даже все «винные» деньги были 25-рублевого достоинства, то на
один миллион их нужно выпустить 40 тысяч штук. На то, чтобы
заполнить оборот этикетки надписью, нужно не менее минуты, даже если
печать ставит кто-нибудь другой, например, Ваулин. Зиачит, в час
этих этикеток можно сделать 60 штук, а в день, 102 работая в две
смены без обеда,— около тысячи. Как же можно было «нашлепать» 40
тысяч за день? Так это на один миллион. А ведь выпущено было 30
миллионов, и к тому же часть денег была меньшего достоинства, чем 25
рублей. Что-то здесь Ю. Юров напутал.
Для проверки беру
опять «Новый мир» и буквально на следующей странице вижу такую фразу
в письме А. М. Горького А. А. Семенову от 17 декабря 1925 года:
«В грустные минуты
я люблю вспоминать о Вас и рассказываю Вашу жизнь другим. У меня
сохранились Ваши «деньги», этикетки с бутылок вина. Это — редкость.
А какие же деньги теперь «нашлепали» Вы?».
Читаю и не верю
глазам. Как же я мог это пропустить?! Конечно, Юров ошибся: «нашлепал»
Семенов вовсе не винные этикетки, а какие-то другие деньги, это ясно.
Но дело совсем не в этом. Горький-то (вот молодец!), оказывается,
сохранил посланные ему образцы, и искать их надо совсем не в Якутске,
а в центре Москвы, на улице Воровского, в архиве Горького!
Правда, с тех пор,
как было написано это письмо, прошло 38 лет, заполненных многими
событиями. С другой стороны, обнадеживало то обстоятельство, что
Горький, обладая жилкой коллекционера, понимал редкость этих денег,
а также и то, что все относящиеся к Горькому материалы бережно
хранятся в его архиве. Одним словом, шансы есть.
Не могу дождаться
утра. Тут же поздно вечером звоню одному знакомому горьковеду и
спрашиваю, продолжает ли работать в архиве И. В. Дистлер и как ей
позвонить. Ответ утешительный — Ирина Васильевна на месте, и телефон
ее такой-то.
Возвращаюсь к
письму Горького. Какие же все-таки деньги «нашлепал» Семенов? В
последующей переписке об этом нет ни слова. Но ответ уже ясен.
Каждый коллекционер-бонист знает о так называемых «якутках». Это
вообще редкие выпуски
Якутской АССР 1922 — 1924 годов, а самый
редкий из них — первый (как мы все считали до сих пор) выпуск 1922
года.
На лицевой стороне
советских денежных знаков выпуска 1921 года достоинством в 500 р. и
1 000 р. стоит круглая печать — «Якутский губисполком. Отдел
финансовый», а на обороте—типографская надпечатка зеленого цвета: «Имеет
временное хождение в пределах ЯАССР наравне с дензнаками 1922 г.
Предсовнаркома И. Барахов. И. о. Наркомфина... А. Семенов». Это
очень редкие знаки, но у меня они есть (рис. 1).
А как здесь с
арифметикой? Если считать, что 500-рублевых и 1000-рублевых было
выпущено поровну, то на 30 миллионов их всего должно быть 40 тысяч
штук. Надпечатка на обороте выполнена типографски — вот для чего
нужна была помощь зав. Якут. Госиздатом! Даже плохонькая
типографская машина легко дает десятки тысяч отпечатков, тем более
что исходные дензнаки идут листами. Семенову же остается
действительно только «шлепать» печатью. На то, чтобы проштемпелевать
один знак, нужно затратить 1—2 секунды. В час это дает 2 000—2 500
штук. Значит, 40 тысяч действительно можно сделать за день, работая
с утра до ночи. Трудно, но можно. А если печатей было две, то и
подавно.
Утром звоню в архив
Горького, прошу к телефону Ирину Васильевну, представляюсь ей и
начинаю объяснять, что мне, собственно, нужно. Вероятно, от волнения
я говорю длинно и не очень понятно, потому что Ирина Васильевна
быстро перебивает меня вопросом: «Так вы хотите посмотреть эти
деньги?»
—Конечно,— отвечаю
я после минутной паузы, во время которой до меня доходит, что деньги,
по-видимому, сохранились.
—Наш архив открыт
для посетителей по понедельникам, вторникам и пятницам,— отвечает
Ирина Васильевна,— с 11 до 18. Буду рада вас видеть.
В понедельник в 11
утра я уже в архиве, сижу за столом Ирины Васильевны и держу в руках
легендарные деньги. Сразу обнаруживаю неточности имеющихся описаний.
Прежде всего в наличии есть только три этикетки: «Мадера»—1 р., «Кагор»
— 10 р. и «Опорто» — 25 р. Трех рублей, о которых пишет Горький, нет.
На лицевой стороне «Опорто» от руки проставлен номинал — «25 р.», на
остальных двух нет ничего. На обороте надпись: «Квитанция № 216.
Предъявитель квитанции имеет получить от Якутского Т-ва розничной
торговли 1 рубль. Уполномоченный Т-ва А. Семенов» (рис. 2). Наискось
надпись той же рукой— «погашено. А. С». И лишь на самой крупной
купюре полностью: «Погашено. А. Семенов». Слева ручной штемпелек в
две строки — «Алексей Алексеевич Семенов», внизу его личная круг,
лая печать. По окружности надпись: «А. А. Семенов». Вот и все.
Значит, это совсем
не выпуск Наркомфина, а выпуск «Торговой компании». Другими словами,
это не общеобязательные, а типичные частные деньги. Но это как раз
тот самый случай, когда частные деньги в силу сложившихся
обстоятельств — других денег-то нет! — имеют, по существу,
общеобязательное обращение. Номера у них маленькие— № 7, № 8 и №
216; по-видимому, выпущено их было немного.
Насмотревшись,
спрашиваю у Ирины Васильевны:
—А какие же деньги
Семенов «нашлепал»? Ведь Алексей Максимович у него обэтом спрашивал.
Вы не знаете?
Нет,— отвечает она,—
не знаю. Семенов или не ответил на этот вопрос, или это его письмо
куда-то затерялось. К сожалению, сохранились далеко не все
относящиеся к Семенову материалы.
—А вас интересует,
что это были за деньги? — спрашиваю я не без задней мысли.
—Конечно. Раз мы уж
занялись Семеновым, нас интересует все, что к нему относится.
Тут наступает мой
черед: я достаю из кармана свои «якутки» и передаю их Ирине
Васильевне. На какое-то время мы меняемся ролями... Затем быстро
договариваемся об обмене фоторепродукциями, и Владимир Валентинович
Веселовский, фотограф журнала «Наука и жизнь», которому, вероятно,
уже надоело ползать по полу, фотографируя у меня дома материалы для
этого очерка, получает от редакции журнала «командировку» в архив
Горького1.
Теперь на очереди
доклад в Московском обществе коллекционеров, а затем подготовка
статьи об этой находке. Вопросов возникает много, самый первый из
них: почему А. Семенов выбрал в качестве исходного материала винные
этикетки?
Мне кажется, что я
понимаю, почему. Приходилось ли вам когда-нибудь видеть мелкие
разменные деньги Индии или Бирмы? Наряду с привычными для нас
круглыми монетками там есть квадратные, пятиугольные, восьмиугольные
и т. д. Делается это для того, чтобы население, большинство которого
пока еще неграмотно, могло легко и быстро определять достоинство
монеты по ее форме. Думаю, что и Семенов, зная, что подавляющая
часть 250 тысяч якутов, составлявших 90% населения Якутской АССР,
безграмотна (не будем забывать, что речь идет о 1919—1921 годах),
выбрал для обозначения различного достоинства денег этикетки с
яркими и броскими, хорошо отличающимися Друг от друга цветными
рисунками. Подлинность же денег обеспечивалась его почерком,
подписью, штемпелем и печатью.
1
Пользуюсь случаем принести благодарность И. В. Дистлер и дирекции
архива М. Горького, любезно предоставившим «винные» деньги для
фотографирования и изучения (Л. Р.)
ОТСКАНИРОВАННАЯ
СТАТЬЯ С ИЛЛЮСТРАЦИЯМИ
Часть 1
Часть 2 Часть 3
Часть 4
Часть 5 Часть 6
Часть 7
Часть 8 Часть 9
Часть 10
Часть 11
Часть 12
Часть 13 Часть 14
Часть 15
|
