Петин Д.И. Газетные фельетоны о денежном обращении в период Гражданской войны (на примере периодической печати востока России) // Петербургский коллекционер. 2013. № 1. С. 27-29.

В период революции и Гражданской войны политическая ситуация в России прямым образом отражалась на финансово-экономической сфере государства, и, прежде всего, на денежном обращении. Нестабильность обстановки в финансах на местах в совокупности с воздействием внутренних военных событий и социально-экономических процессов поспособствовали сильному раздроблению некогда единых финансов российского государства. В итоге на рубеже 1917-1918 гг. чётко наметилась тенденция к образованию в регионах бывшей Российской империи обособленных локальных денежных систем. И разгоравшаяся в течение 1918 г. Гражданская война значительно ускорила данный процесс, который в 1919-1920 гг. достиг своего апогея.

Говоря о денежных знаках «смуты российской истории ХХ века», приходится иметь в виду, прежде всего, бумажные деньги, поскольку монета тогда (начиная с 1916 г.) на некоторое время вышла из широкого обращения, став средством тезаврации. Возврат к широкому использованию металлических денег произойдёт уже после Гражданской войны в период денежной реформы 1922-1924 гг. А на этапе острого политического противостояния печатный станок являлся основным способом производства денег, неся эмитенту доход.

Существует и ещё одна особенность функций денег в эпоху фиаско государственности: в годы Гражданской войны, когда общество по политическим мотивам оказалось расколотым, деньги, порой, выступали неким «объединяющим началом». Ведь на отдельно взятой территории, где устанавливался тот или иной политический режим, население вне зависимости от своих политических воззрений и социального происхождения в подавляющем большинстве обязывалось властью-эмитентом к приёму выпускавшихся денежных знаков. Кроме того, порой, по обе стороны воюющих фронтов могли ходить одни и те же деньги, признаваемые противоборствующими лагерями. Так было, например, с денежными знаками дореволюционных образцов, остававшимися в обращении. Они одинаково принимались как советской властью, так и антибольшевистскими режимами.

Однако, рассматривая роль денег в повседневной жизни общества в те времена, можно выделить ещё одну весьма примечательную тенденцию. Сильнейший кризис денежного обращения, отрицательно влиявший тогда на все сферы государства и общества, подчас приводил и к тому, что платёжные средства, а прежде всего, их держатели попадали в центр различных курьёзных ситуаций, связанных с финансовой нестабильностью. И эта часть повседневного быта не могла остаться незамеченной, поэтому финансовые реформы, процессы денежного рынка и их последствия (иногда и комичные, и грустные одновременно) находили отражение в культуре того времени – в форме произведений литературы и искусства. Ранее об этом факте уже неоднократно упоминалось в работах исследователей, как советской, так и современной историографии. Но внимание уделялось, главным образом, именно таким литературным формам, как рассказы, повести и т.д. Однако вне поля зрения осталась такая яркая малая литературная форма как фельетон (франц. «feuilleton», от «feuille» – «лист», «листок»). Он широко известен в журналистской практике с первой половины XIX в. Фельетон является сатирическим жанром художественно-публицистической литературы, высмеивающим порочные явления в общественной жизни. Среди всех других жанров он выделяется особняком. Острую сатирическую окраску, как в нашей стране, так и за рубежом приобрёл именно газетный фельетон, причём происходило это в период новейшей истории.

Фельетон – это своеобразный показатель демократизации печати. Как жанру публицистики, ему присущи неофициальность и аполитичность. Как известно, в основе создания фельетона лежит публицистически насыщенный конфликт. Яркие факты и явления показывают ключевой смысл конфликта, определяя социальную сущность рассматриваемого. Необходимого эффекта в фельетонах авторы добиваются путём применения средств языковой выразительности, таких как гипербола (преувеличение), антитеза (противопоставление), олицетворение и мн. др.

Период революции и Гражданской войны создал массу прецедентов для рождения фельетонов в периодической печати, причём освещались практически все сферы жизни общества. Но финансовая область, в которой порой проводились масштабные преобразования, была особым поприщем для творчества фельетонистов. Объяснялось это тем, что шаги властей по регулированию денежного обращения в годы революции и Гражданской войны не всегда отличались прозорливостью. Кроме того, под значительным давлением социальных и военно-политических обстоятельств руководителями государственных образований и их финансовых ведомств порой не учитывались возможные социально-экономические последствия, а сами реформирования проводились в сильной спешке. И было вполне естественным и очевидным, что всё это затем губительно отражалось на общем уровне жизни населения и снижало авторитет власти.

В данном случае характерным примером коллизий финансово-экономической политики является восток России, ставший в 1918-1920 гг. главным оплотом антибольшевистской государственности. Картине денежного обращения в эти годы здесь были присущи такие качества, как многообразие платёжных средств и прямая зависимость от общеполитической обстановки, порождавшая изменчивость конъюнктуры денежного рынка. Ситуация в целом была следующей. Местные денежные знаки, выпущенные региональными большевистскими органами власти в отрыве сообщения с Петроградом летом-осенью 1918 г., были объяснимо отторгнуты чисто по политическим причинам белогвардейскими властями. Это вылилось в резкую дифференциацию денежного рынка и, как следствие, товарно-денежную спекуляцию, негативно отразившись на многих сферах жизни региона. Однако даже допущение белыми властями местных бон к хождению с условием регистрации не дало желаемого результата. Последовавшей вслед за этим ещё одной мерой, ухудшившей благосостояние населения, стало изъятие весной-летом 1919 г. из обращения «керенок», инициированное колчаковским Минфином.

Негатив отношения региональных властей и населения к ситуации в экономической сфере, дополнительно усиленный «финансовой неприязнью» центральных властей, выражался и в весьма необычной форме – в виде ироничных фельетонов, освещавших проблемы, прежде всего, вызванные хождением местных денежных знаков и «керенок». Эти фельетоны о ситуации в денежном обращении на местах характеризуются резкой злободневной окраской, подчеркивающей одновременно и комичность, и трагизм. Они одновременно открыто показывают официальную линию центральной власти, а также выражают позицию общества и населения провинции по отношению к финансовым мероприятиям, насаждаемым свыше. Денежные знаки и финансовая политика, таким образом, выступают в качестве одной из основных тематик устного и письменного творчества.

В данной публикации мы в качестве аргументирующих примеров приводим тексты трёх, на наш взгляд, наиболее ярких и интересных фельетонов, выявленных нами в ходе работы с периодической печатью востока России в Научной библиотеке Томского государственного университета и справочно-информационных фондах Исторического архива Омской области и Государственного архива Алтайского края. Все газеты, публиковавшие на своих полосах эти «литературные произведения» относятся к региональной прессе, издававшейся на уровне городов. Тексты приводимых фельетонов сохранены в оригинальном варианте с полным сохранением авторской стилистики.

Первый пример связан с кредитными билетами, выпущенными в обращение Центральным исполнительным комитетом Советов Сибири (Центросибирь) в течение августа 1918 г. в Чите. Эти боны предназначались для хождения на территории Сибири, контролируемой тогда советской властью (реально – только в Забайкальской области). Это была одна из наиболее массовых эмиссий местных денежных знаков на востоке России. В народе по элементам внешнего оформления – изображению рабочего-кузнеца и орудий труда – эти боны в обиходной речи получили хорошо закрепившееся за ними неофициальное название «кузнецы», «молотки» или «молотобойцы». С осени 1918 г. «омской» властью при условии наложения регистрационного штемпеля, гербовой печати Читинского и Кяхтинского отделений Госбанка и подписи кассира было допущено временное и территориально ограниченное хождение этих бон в Забайкальской области, продолжавшееся вплоть до осени 1919 г.

Не в пример иным прочим городам Чита имеет собственные деньги: пятидесятирублёвые кредитки. Ими, этими кредитками отрыгнулась перед смертью Центросибирь.

Чем наши хуже ваших? – сказала она и выплюнула их на несколько миллионов.

Кредитки эти, по совести сказать, выглядят не очень презентабельно. Нервным туристам, прибывающим в Читу, рекомендую смотреть на них с должными мерами предосторожности, во всяком случае, через тёмные очки. Дело в том, что богомерзкий парень, изображённый на кредитках, решительно не внушает никакого чувства, кроме ужаса.

Читинские бабы уже давно поняли это. Если у какой-нибудь из них начинает плакать ребёнок, она же не старается выдумывать страшные слова, чтобы запугать младенца. Она просто напросто берёт в руки «молотобойца», суёт его перед глазами плачущего и приговаривает, как у Гоголя: «Бач, бач, яка кака намалёвана!».

Источник: Читинские деньги // Забайкальская новь (Чита). 1918. 22 декабря. С. 4.

Одним из «проблемных» объектов денежного обращения на востоке России были казначейские знаки образца 1917 г. номиналами 20 и 40 руб., в народе больше известные как «керенки». Они появились в обращении осенью 1917 г. и активно выпускались советской Россией вплоть до денежной реформы Г. Я. Сокольникова. Упрощение полиграфического качества при разработке образца данных денежных знаков, наряду с усиленной работой печатного станка Наркомфина РСФСР уже в первой половине 1918 г. сделало «керенки» одним из «излюбленных» объектов для преступной деятельности фальшивомонетчиков. НКФ РСФСР уже весной 1918 г. публиковал описания признаков подделки «керенок» [1].

Поскольку ситуация наблюдалась повсеместно на территории бывшей Российской империи, данному массовому явлению посвящён приведённый ниже стихотворный фельетон. Он привлекает к себе внимание не только лишь формой изложения, но и своеобразным философским умозаключением о том, что, в конечном итоге, во всём происходящем в государстве, виновен сам «лирический герой» – народ, жалующийся на жизнь.

Источник: Весёлый В. Маленький фельетон. Керенка // Воля народа (Семипалатинск). 1918. 3 октября. С. 4.

Но интересный поворот в «судьбе» «керенок» случился на востоке России в 1919 г., когда имело место самое настоящее «финансовое противостояние» в денежном обращении. Возникновение данного прецедента связывается, главным образом, с активизацией эмиссионной деятельности «омской» власти. Выпускавшиеся с конца 1918 г. так называемые «сибирские» денежные знаки (краткосрочные обязательства и казначейские знаки) позиционировались их эмитентом в качестве основных общегосударственных платёжных средств. Они ходили на обширной территории: от Поволжья и Уральских гор до Дальнего Востока, включая Северную Маньчжурию, и к лету 1919 г. практически унифицировали денежное обращение. Однако в то же время «сибирские» денежные знаки весьма неоднозначно принимались как внутренней, так и внешней торговлей, ещё сильнее дифференцируя денежный рынок востока России. Денежными знаками, традиционно и повсеместно пользовавшимися хорошим спросом, оставались лишь дореволюционные кредитные билеты. Изъятие «керенок» (относящихся в видении населения к категории «плохих» денег) с заменой их на «сибирские» денежные знаки по замыслам колчаковского Минфина должно было улучшить ситуацию, унифицировать денежный рынок. Приводимый ниже фельетон иллюстрирует те ожидания центральной антибольшевистской власти, которым в итоге не суждено было сбыться.

Дорогая Катенька! [3] В самую тяжёлую для меня минуту я хочу рассказать тебе грустную историю моей жизни. Ты помнишь, как я появилась на свет Божий?

Это было в тяжёлую минуту, когда мой легкомысленный папаша Керенский вступил в предосудительную связь с распутной и грязной бабой (ах, как тяжело так говорить о мамаше) – Совдепией.

Папаша очень любил Совдепию, но она постоянно изменяла ему с Лениным.

И вот от этого смешанного брака родилась я – Керенка.

На кого я была похожа? На Керенского? На Ленина? Увы! Я ни на кого не была похожа. Когда я родилась, папаша Керенский взял меня в руку и, посмотрев на свет, спросил окружающих: мальчик или девочка? Но я была такая куцая, бесцветная и безличная, что даже акушерка не смогла определить и сказала только: «По всей видимости, гермафродит».

Папаша Керенский грустно понурил голову, а Ленин громко захохотал и сказал: «Гермафродит?! Это ещё, слава Богу; я думал, что от такого папаши, как Сашка, ещё не такая дрянь родится!». Мамаша Совдепия ласково улыбнулась Ленину.

Я вступила на тернистый путь жизни. Боже мой, Боже! Сколько я пережила.

Когда я впервые появилась на улице, все удивлённо оборачивались на меня и спрашивали: «Это что ещё за недоносок?». А когда я говорила: «Меня папаша Керенский послал к вам вместо Катеньки» – все грубо кричали: «Пошла вон, куцая!»

Я стала мыкаться по свету и меня везде гнали. Даже ходи-Манзы [4] презрительно говорили: «Твоя морда мию, цуба [5]!».

Папаша Керенский, глядя на меня, с сокрушением проливал слёзы, распускал слюни и говорил речи. А мамаша Совдепия окончательно снюхалась с Лениным, и тот в один прекрасный день выгнал папашу из дому.

Бедный папаша успел захватить только штаны, меня же оставил на произвол судьбы.

Но вот для меня блеснул луч надежды. Ты, Катенька, вместе с Петрушей [6] уехала за границу.

И на меня вдруг обратили внимание: «Лучше хоть какая-нибудь, чем никакая».

Я пошла в ход и быстро заняла положение в обществе. Меня уже не называли презрительно «куцей», а ласково «Кереночкой».

За мной хвостом бегали спекулянты, меня бережно хранили и лелеяли. Я стала путешествовать за границу. И после долгих унижений и мытарств я, наконец, узнала счастье.

Меня полюбила даже мамаша Совдепия, а папаша Керенский стал надеяться, что я снова сделаю ему карьеру. Я блаженствовала и торжествовала.

А когда у меня появилась конкурентша Сибирка, я даже не обратила внимания, а сказала только: «Фи! Сибирка? Она же ходит по желтому билету» [7].

И все стали плевать на Сибирку. Но вдруг все счастье рухнуло и рассыпалось как дым. Никто, как свой!

Мамаша Совдепия стала слишком злоупотреблять мной.

А тут ещё правительство взяло Сибирку под своё покровительство и объявило: «За порочное поведение Керенка подлежит изгнанию из Сибири».

В один миг все мои поклонники отвернулись от меня и бросили. Даже ходи пинают меня ногой: «Ваша русская хунхуза! [8] Цуба!».

Сибирка торжествует. А я уничтоженная и забытая валяюсь в пыли и горько плачу над разбитым своим счастьем.

Как превратна жизнь! А всё папаша Керенский виноват! Импотент несчастный! Хвастался ещё: «я», говорит, да «я», говорит! Вот и договорился. Куда я теперь денусь? Попробую к христианским мальчикам [9] пристроиться. Там, говорят, всякую дрянь принимают. Прощай.

Источник: Маленький фельетон. Письмо Керенки Романовской Катеньке // Амурское эхо (Благовещенск). 1919. 16 июля. С. 3.

Фельетоны о деньгах, опубликованные на страницах периодической печати востока России в годы Гражданской войны, в очередной раз доказывают нам, что русский язык – это живое и динамичное явление. Кроме того, образ денег отражает настроения общества, а также выступает в качестве особого индикаторного звена, посредством которого возможно дать оценку внутренней политике антибольшевистских властей на востоке России. Таким образом, приведённые выше газетные публикации дают основание считать газетный фельетон информативным историческим источником, открывающим перед исследователем очередную и малоизученную грань эпохи Гражданской войны. Подобные источники – своего рода ключ к изучению не только политических и общественных процессов, но и сознания народа, его ментальности в тот период. Кроме историков и филологов газетный фельетон может быть интересен бонистам, поскольку бумажные денежные знаки предстают здесь в ином, и весьма нестандартном свете. Ведь в периодической печати идеология эмитентов фактически персонифицировала бумажные денежные знаки «великой смуты ХХ века

[1] Сборник декретов и распоряжений по финансам. Т. 1. Петроград, 1920. С. 7-8.

[2] Здесь, очевидно, имеются в виду немцы и в широком смысле искусственная инфляция, организуемая Германией для подрыва финансового положения России, однако, данный факт экономической диверсии нами никак подтверждён не был (Прим. Д. П.).

[3] «Катенька» – широко распространённое обиходное название дореволюционного сторублёвого кредитного билета с изображением портрета императрицы Екатерины II (Прим. Д. П.).

[4] Здесь, очевидно, имеются в виду китайцы, спекулировавшие деньгами (Прим. Д. П.).

[5] «Цуба» – в русской орфоэпии и искажённой транскрипции так звучит китайское выражение «滚开» или «滾開», что дословно может быть переведено как «пошёл вон» (Прим. Д. П.).

[6] «Петруша» – широко распространённое обиходное название дореволюционного пятисотрублёвого кредитного билета с изображением портрета императора Петра I (Прим. Д. П.).

[7] Желтый билет – это специальный документ характерного цвета (альтернатива паспорту), который давал его обладательнице право легально заниматься проституцией. Выражение появилось в России в дореволюционное время и в наши дни употребляется весьма нечасто. Являлось оскорбительным высказыванием по отношению к женщине (Прим. Д. П.).

[8] Хунхузы – члены организованных банд, действовавших в Маньчжурии, русском Дальнем Востоке, Корее и Монголии во второй половине XIX – начале ХХ вв. В широком смысле слово «хунхуз» употреблялось в тот период по отношению к любому преступнику, промышлявшему разбоем (Прим. Д. П.).

[9] Здесь, очевидно, имеется в виду Христианский союз молодых людей (ХСМЛ) – межконфессиональная всемирная организация с центром в США. ХСМЛ был основан в 1844 г. Георгом Вильямсоном и имел своей официальной целью улучшение религиозно-нравственного, интеллектуального, общественного и физического состояния молодых людей (Прим. Д. П.).