ДЕНЕЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ..
По-видимому, каждое сильное потрясение общественного организма,
имеет либо подлинный революционный характер или выражается только в
«бунте рабов», закономерно связано с порчей денежного
обращения. Эта «кровь народного хозяйства» портится, делается
водянистой и вместо живого, энергичного обращения в кровеносной
системе, застаивается в ней и загнивает.
В учредительном собрании 1789 года к тщательно разработанному
финансовому плану Неккера отнеслись свысока; он получил следующую
характеристику: «дело идет теперь вовсе не о том, чтобы
комбинировать маленькие ресурсы фиска и варьировать различные налоги;
все эти прославленные таланты не будут больше иметь успеха у нас; с
нами должно быть покончено в эти дни нашего детства! Мы нуждаемся в
общем плане, который возродит нас». Словом, со старыми
предрассудками было покончено. Этот элемент возрождения или, как его
впоследствии называли – «дрожжи революции», был найден в знаменитых
ассигнатах, будто бы обеспеченных секуляризированными имуществами
т.е., по-простому говоря, в бумажных деньгах с принудительным курсом.
Финансовый гений революции не пошел дальше. Первая ласточка
появилась в 1790 г. Декретом 22 апреля был разрешен выпуск
ассигнатов на 400 миллионов ливров. Бюджет уже в это время показывал
дефицит; а так как «маленькие ресурсы», т.е. налоги не поступали, а
расходы колоссально росли, «государственные» функции все расширялись,
а чиновничество отнюдь не блистало высокими моральными
качествами, то первая доза «возродителя» была съедена в течение 5
месяцев, и в сентябре 1790 г., под сильным влиянием друга народа,
благородного Мирабо, было решено выпустить новую, тройную дозу в
1200 миллионов. В июле следующего года оставался только маленький
кусочек в 51 миллион, и потому было выпущено дополнительно еще 600
миллионов. С тех пор «дрожжи революции» сделались не только любимым,
но и единственным источником питания. Выпуски следовали за выпусками.
Учредительное собрание было еще очень скромно и
сдержано.Последовавшие за ним законодательное собрание и конвент
были гораздо смелее. Ими было выпущено ассигнатов почти на 8
миллионов. Печатные станки работали, не переставая. Конвент увеличил
число рабочих на 400 человек; работа велась с 6 час. утра до 8 ночи
и рабочие стали грозить забастовкой. Тем не менее, станок не
поспевал за потребностью. И бумаги не хватало, так что было
предписано собирать все листочки, служившие законодателям для
вотирования, и превращать их
в материал для печатания ассигнатов. Были реквизированы типографские
рабочие. Постановления о новых выпусках ассигнатов сделались
законодательной «вермишелью», а затем и этот предрассудок был
устранен, новые выпуски стали производиться на основании простых
декретов Директории, и чем дальше текло время, тем быстрее
становился темп наростания массы бумажных денег. В результате такой
плодовитой работы, в течение 6 лет, сумма выпущенных бумажек
достигла внушительной величины в 47 с половиной миллиардов
ливров.Разумеется, наступило неизбежное последствие этой мудрой
финансовой политики. По мере увеличения массы ассигнатов ценность
денежной единицы стала падать.
Так как ассигнаты составляли почти единственный источник
государственных средств, и ими приходилось оплачивать и
общегосударственные и экстраординарные расходы, то революционные
власти очень быстро почувствовали неудобства создавшегося положения
и начали принимать меры к восстановлению курса ассигнатов.
Причиной падения их ценности были объявлены происки врагов
республики, внешних и внутренних и контрреволюционеров, и в
соответствии с этим посыпался арсенал мер, построенных на принципе
устрашения, вплоть до гильотины, которая полагалась даже тому, кто
вел «разговоры, клонящиеся к дискредитированию ассигнатов», при чем
не предлагалось предварительного следствия и не допускалось даже
кассационной жалобы.Несмотря на столь энергичные меры, стоившие
жизни не одному десятку ни в чем неповинных людей, курс ассигнатов
продолжал падать, и чем дальше, тем стремительнее.По официальным
данным, в эпоху учредительного собрания (1790-1791) курс упал с 96
до 87; во время законодательного собрания (1791-1792) – с 85 до 61;
во время конвента (1792-1795) – курс опустился скачками до 2,97 за
сто, и при Директории он составлял: в ноябре 1795 г. – 0,87, в
январе 1796 г. – 0,54, 1 февраля – 0,44 и 22 февраля – 0,29, т.е.
упал, по сравнению с номинальной стоимостью, в 345 раз.
Соответственно с этим росли цены. Комитету Общественного Спасения,
которому полагались казенные завтраки, в сентябре 1795 г. обходились:
каплун в 200 ливров; телячий язык в 650 ливров; щука стоила 1000
ливров и т.д. Бутылка водки, которая неизменно фигурировала в этих
завтраках, стоила в 1794 г. – 55, в начале 1795 г. – 70 и в конце
того же года - 100 ливров. Так как ни отделение голов от туловища,
хотя бы и по приговору революционного трибунала, ни твердые цены, ни
реквизиции не помогали, то наряду с этим пришлось прибегнуть к
другим мерам – сначала были аннулированы все бумажки «а face royаle»,
т.е. носившие изображения короля. Несмотря на помпезные фразы,
сопровождавшие соответственный декрет, это было уже началом
официального признания банкротства государства. Затем Директория
торжественно разбила на Вандомской площади штампы, служившие для
печатания бумажек, и вместо «ассигнатов» начала выпускать так
называемые «земельные мандаты». Впрочем, перед актом уничтожения
штампов все-таки потихоньку успели напечатать 12 миллиардов
ассигнатов. «Мандаты» постигла та же участь. Они просуществовали
около года, и 4 февраля 1797 года наступило полное банкротство: «ассигнаты»
и «мандаты» были аннулированны, т.е. лишены силы законного средства
платежа. Общественное мнение, естественно не вполне одобрительно
относившееся к финансовым мероприятиям революционного гения, очень
ярко отразилось в четверостишии по адресу министра финансов Камбона:
«Peuple trop bon,
Quand ecartelera-tu Cambon?
Peuple trop bon,
Quand guillotinera-tu Cambon?»
(О, слишком добрый народ,
Когда же ты четвертуешь Камбона?
О, слишком добрый народ,
Когда же ты пошлешь Камбона на гильотину?)
А один из современных журналов, писал:
«malheur au pays ou le triomphe de la betise»
(Горе стране, где торжествует глупость!)
Положение было исправлено, как известно, уже во времена первого
консульства. Дело кончилось тем, с чего надо было начинать, т.е.
введением регулярной налоговой системы, установлением бюджетного
равновесия и восстановлением металлического денежного обращения. Из
прошлого следует извлекать для себя полезные уроки и уметь
своевременно пользоваться ими. А то иначе как бы нам не довелось
проделать «полного курса революции».
Ал.Анциферов.
|