«Заем Свободы» Временного правительства
 

Выпущенный 27 марта 1917 г. «Заем Свободы» — крупнейшая акция Временного правительства в сфере государственного кредита — не остался без внимания в исторической литературе. Дальнейшее изучение этого вопроса связано с необходимостью пересмотра закрепившихся в литературе представлений. В углубленном изучении нуждается и колоссальная пропагандистская кампания1, развернутая вокруг займа.

На протяжении двух с лишним лет мировой войны вопросы ее финансирования находились на периферии внимания лидеров прогрессистско-кадетской оппозиции. В этой области они ограничивались критикой с думской трибуны и в печати отдельных аспектов кредитно-денежной политики царского правительства, его некоторых налоговых нововведений, деятельности так называемой «экономической комиссии» государственного контролера Н.Н. Покровского за ее неспособность выработать «финансово-экономический план».

Лишь в последние месяцы 1916 г. под влиянием, с одной стороны, резкого обострения хозяйственного положения, а с другой — осознания близящегося победоносного окончания войны и необходимости в этой связи создать условия для устранения самодержавия наблюдалось возрастание интереса верхов оппозиции к вопросам финансово-экономической политики. Руководство кадетской партии предпринимало даже попытки создать специальные постоянно действующие финансово-экономические совещания, которые бы «давали толчки общественному движению и организации» 2.

Что касается перспективы финансирования военных расходов в случае собственного прихода к власти, то прогрессистско-кадетские лидеры возлагали большие надежды на заграничные кредиты, прежде всего американские 3. Однако наибольшее значение придавалось проведению крупных внутренних займов, которые должны были стать не только объектом приложения избыточных капиталов, но и средством ограничения бумажно-денежной эмиссии. Намерение оппозиции в случае «общего оздоровления положения» в стране усилить роль внутреннего кредита в покрытии военных расходов отразилось в деятельности созданного в ноябре 1916 г. Всероссийского комитета общественного содействия военным займам во главе с председателем Государственной думы М.В. Родзянко. Главная задача этой типичной организации оппозиционной буржуазной интеллигенции заключалась в том, чтобы, подобно Центральному военно-промышленному комитету, инициировать в стране «финансовую мобилизацию», привлекая к военным займам «миллионы подписчиков».

Страхов Василий Вячеславович — кандидат исторических наук, доцент Рязанского государственного университета.

Обращение Временного правительства в первые же дни своего существования к внутреннему займу являлось практическим выражением этого намерения. Ставшая официозом кадетская «Речь» писала в те дни: «Необходимо прибегнуть к большому всероссийскому займу нового правительства у свободного русского народа... И мы глубоко верим, что момент для такого займа пришел, надо смело им воспользоваться» 4. Поспешить с выпуском займа заставляла политическая ситуация и социально-психологическая атмосфера.

Вопрос о проведении «большого» займа революционный министр финансов М.И. Терещенко поставил на вечернем заседании правительства 5 марта 5. Заручившись поддержкой членов кабинета, министр финансов уже на следующий день встретился с руководителями Комитета съездов представителей акционерных коммерческих банков, роль которого при проведении кредитных операций государства значительно возросла за годы войны. «Выразив надежду, что в новой России хозяйственно-финансовая жизнь пышно расцветет» 6, Терещенко познакомил собравшихся с идеей скорейшего выпуска займа. Судя по сообщениям печати, лидеры банковского сообщества в целом позитивно восприняли данную инициативу. Однако, испытывая сомнения в возможностях новой власти, они обращали внимание на необходимость для успеха подобной акции создать благоприятные политические условия. Председатель правления Азовско-Донского банка Б.А. Каменка заявил, что «решение этого вопроса тесно связано с единением в среде правительства и прочностью нового режима». На встрече была достигнута договоренность о выработке Комитетом в течение пяти дней проекта будущего займа 7.

На той же встрече из уст Терещенко впервые прозвучало будущее официальное название кредитной операции — «Заем Свободы». (Представители банков предлагали иное — «Заем Победы», и в близких к банковским кругам органах печати оно еще некоторое время фигурировало.)8 В практике отечественного государственного кредита это был первый случай, когда внутренний заем официально получал ярко выраженное политическое название. Очевидно, что за этим стояло стремление сделать «Заем Свободы» в глазах широких масс своеобразным символом «новой России», происшедших в стране грандиозных перемен, придать подписке действительно всенародный характер.

Спустя три дня вопрос о займе обсуждался на совещании глав правлений ведущих банков. В ходе совещания, проходившего под председательством главы Комитета банковских съездов А.И. Вышнеградского, были рассмотрены три варианта будущего займа. Оптимальным был признан проект, предусматривавший 5-процентную ставку ежегодного дохода и выпускной курс 85 руб. за 100 номинальных. Применительно к такому варианту и были выработаны «общие основания выпуска нового государственного военного займа» 9. В отличие от Терещенко, заявлявшего о «блестящих» перспективах «Займа Свободы», участники совещания сдержано оценивали его возможные результаты. В частности, они предпочитали ограничиться 3-миллиардной суммой займа, которую министр считал заниженной.

Вскоре намеченные «общие основания» поступили на рассмотрение Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов. Здесь они встретили ряд возражений, связанных, в первую очередь, с низким (85%) выпускным курсом займа и недостаточным объемом эмиссии. Однако, видимо, под давлением со стороны банков, Кредитная канцелярия в итоге согласилась с предложенным проектом. По указанию министра финансов из всех документов по займу было исключено слово «военный», и 18 марта Терещенко «в принципе» одобрил проект 10. Датой официального выпуска «Займа Свободы» было назначено 27 марта с началом подписки 6 апреля. Таким образом, проект этой кредитной операции был разработан в беспрецедентно короткие сроки — менее чем за две недели. Причем, вопреки представленному в литературе мнению, он имел мало общего с проектом очередного внутреннего военного займа, подготовленным Канцелярией незадолго до падения самодержавия 11.

Согласно подписанному 28 марта соглашению, крупнейшие частные банки совместно с Государственным банком образовывали специальный синдикат для размещения займа12. По настоянию банковских деятелей Терещенко был вынужден согласиться на не практиковавшийся ранее выпуск государственного займа без определения нарицательной суммы. Вместо этого был установлен минимум в 3 млрд руб., реализовать который Государственному банку и крупнейшим частным банкам предстояло на паритетных началах.

Со второй декады марта в газетах началась популяризация «Займа Свободы». Заем расценивался в качестве наилучшего средства увеличения доходов бюджета, которое не ущемляет материальных интересов каких-либо социальных групп и не нарушает, таким образом, «единства» народа; печать предрекала ему «несомненный и скорый успех».

О больших возможностях «первой всенародной кредитной операции новой России» заявлял и Терещенко. На проходившем 21 марта совещании депутатов Государственной думы он заявил, что в течение двух месяцев, а именно такой срок первоначально отводился на реализацию займа, подписка «достигнет значительной суммы, вероятно 5 млрд рублей» |3. Дальнейшие события показали, насколько беспочвенными и оторванными от реальности оказались эти прогнозы.

Помимо стабилизации финансового положения заем должен был решить и важные политические задачи. Ожидалось, что проведение широкой агитационной кампании даст импульс росту в общественном сознании «патриотического духа», оборонческих настроений, усилит политические позиции новой власти. «Необходимость поддержки правительства — основная задача нашего времени, — подчеркивала кадетская печать, — необходимость предоставления ему нужных средств — это один из важнейших способов его поддержки». Наконец, успешный заем должен был способствовать упрочению авторитета новой власти и ее кредита у союзных держав 14.

В отличие от последних военных займов царского правительства, которые выпускались на 10 лет, новый заем имел долгосрочный характер и должен был погашаться тиражами в течение 49 лет начиная с 1922 года. Тем не менее, для держателей заем был намного выгоднее аналогичных операций военного времени. В первую очередь на это указывал крайне низкий выпускной курс. Подписная цена облигаций составляла лишь 85 % от их нарицательной стоимости, что обеспечивало подписчикам получение дополнительных 15 руб. с каждых 100 руб. номинала при погашении займа. Кроме того, вместо официально установленных 5% годового дохода, льготные условия подписки обеспечивали получение в первый год почти 7%, а позже — около 6,3% 15.

Для максимальной «демократизации» подписки предусматривалось предоставление ссуд при приобретении облигаций в учреждениях Государственного банка и казначействах. Для подписки, например, на сторублевую облигацию первоначально следовало внести лишь 10 рублей. Остальную сумму в 75 руб. необходимо было уплатить до 1 июля 1918 года. Для привлечения же крупного капитала в счет оплаты за облигации принимались краткосрочные обязательства государственного казначейства.

Важное новшество эмиссионной техники «Займа Свободы» заключалось в том, что за него нельзя было расплачиваться облигациями предыдущих военных займов и билетами государственного казначейства («сериями»), которые фактически являлись процентными деньгами. Данное условие имело целью, с одной стороны, действительно поднять денежную результативность займа и тем самым оказать стабилизирующее воздействие на состояние денежного обращения, с другой — как бы «отречься» от военных займов царского правительства и продемонстрировать широким массам якобы принципиально иной характер «Займа Свободы». Подразумевалось, что, хотя «заем , является следствием войны... но он является и исходным моментом для укрепления народовластия» |6.

Выпуском нового государственного внутреннего займа правительство мотивировало 20 марта «необходимость... скорейшего издания закона о кооперативах». Проект этого закона, выработанный еще в 1913 г. на третьем кооперативном съезде в Киеве и принятый с небольшими поправками Думой в 1916 г., был на том же заседании единогласно одобрен 17.

На заседании 20 марта был принят и другой закон, имевший прямое
отношение к займу. Речь идет о составленном под руководством министра юстиции А.Ф. Керенского постановлении Временного правительства «об отмене вероисповедных и национальных ограничений» 18. Несмотря на то, что в десяти пунктах этого акта не указывалась ни одна национальность, было очевидно, что его главный смысл — это отмена ограничений гражданских прав еврейского населения России. О том, что ожидалось от данного постановления для успеха «Займа Свободы», можно судить по высказываниям Терещенко 24 марта на встрече с «представителями прессы». Ознакомив редакторов и корреспондентов ведущих столичных изданий с «ближайшими
предположениями ведомства в области урегулирования финансового положения страны», министр с «особым удовлетворением» сообщил, что в последние дни «поступают заявления о многомиллионном покрытии» будущего займа «преимущественно от еврейских банкиров, что нельзя не поставить в связь с отменой вероисповедных и национальных ограничений» 19. Внушение подействовало, так как еврейская печать подключилась к пропаганде займа: «Газеты сообщают, что еврейские банкиры подписывают крупные суммы на новый заем. Это, конечно, хорошо, но участие в займе должны принять все русские евреи» 20. Постановление имело также большое значение в плане перспектив получения крупных кредитов в США, где длительное время ограничение прав еврейского населения царским режимом считалось главным препятствием на пути развития широкого финансово-экономического сотрудничества с Россией.

В контексте непосредственной связи с займом следует рассматривать и декларацию Временного правительства от 27 марта о задачах войны. Будучи результатом давления на Временное правительство со стороны исполнительного комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, этот документ был принят во многом из расчета на ответную уступку Петросовета в вопросе о поддержке займа 21.

Выпуск «Займа Свободы», который сопровождался специальным воззванием Временного правительства и обращением Думы 22, вызвал огромный общественно-политический резонанс. В считанные дни поддержка или осуждение займа стали не только одним из проявлений социально-политической борьбы, показателем «накала революции», но и своего рода лакмусовой бумажкой, раскрывая отношение к войне и правительственному курсу различных партий и движений, общественных объединений и органов революционной власти, социальных и профессиональных групп.

Закономерно, что полным одобрением встретила «Заем Свободы» партия кадетов, печать которой еще в начале марта развернула его активную пропаганду.

Часть эсеров фактически сразу поспешила, хотя и соблюдая известную осторожность, заявить о поддержке займа. Газета московских эсеров «Земля и воля» 31 марта поместила, правда, на «задах» и без какого-либо комментария, большое объявление о «Займе Свободы». Видимо, этот «пробный шар» прошел удачно, и спустя несколько дней, четко определив свою позицию, газета начала усиленную пропаганду займа.

Другая, большая часть этой партии, первоначально воздержалась от открытого выражения своего отношения к займу и находилась как бы на распутье. Лишь после голосования в пользу «Займа Свободы» исполкомов Петроградского и Московского советов основная масса эсеров стала заявлять о своей поддержке. «Займом революции» назвал его 9 апреля в своей передовой статье главный печатный орган партии «Дело народа». Однако окончательный переход всей партии, включая и ее левое крыло, на позиции полной и безоговорочной поддержки займа произошел только в начале мая, когда был сформирован первый коалиционный кабинет. После этого, отбирая «пальму первенства» у кадетов и близкой к ним «цензовой» публики, эсеры становятся и наиболее активными пропагандистами «Займа Свободы».

Меньшевиков заем поставил перед сложным выбором. С одной стороны, одобрением они фактически разрывали бы с установками циммервальдского центра, осуждавшего, как известно, вотирование военных кредитов социалистами. Однако, с другой стороны, критика займа противоречила бы устремлениям большей части руководства партии к поддержке Временного правительства, действующего в согласии с «организованной демократией» 23. Именно такая позиция столичных верхов партии выражена в редакционных статьях «Рабочей газеты» еще 7 и 12 марта.

Учитывая эти обстоятельства, на первых порах Организационный комитет партии принял решение соблюдать нейтралитет. Но длилось это недолго: в ходе острых дебатов в столичных Советах по вопросу о «Займе Свободы» меньшевики, несмотря на определенные колебания и сомнения, в большинстве оказали ему поддержку, правда, обставляя это рядом требований к Временному правительству.

Безоговорочное одобрение «Займа Свободы» с самого начала выразил лишь правый фланг меньшевиков, и прежде всего плехановская группа «Единство». «Российский пролетариат по своему материальному положению не может, разумеется, обеспечить денежный успех займа. Но он может и должен обеспечить ему моральное сочувствие и содействие населения, — призывал печатный орган группы в первых числах апреля. — Пусть новый заем найдет широкую дорогу в народные массы. Обновленная Россия должна собрать все силы и средства, чтобы нашествие реакционной армии Вильгельма и государственный финансовый кризис не погубили нарождающуюся российскую республику» 24.

Граничащий с отрицанием нейтралитет по отношению к займу старались сохранять лишь меньшевики-интернационалисты. «Ни о какой поддержке финансовой политике правительства со стороны демократии, конечно, не может быть и речи», — заявляла в одном из своих первых номеров их газета «Новая жизнь» 25. Но после образования первого коалиционного кабинета и эта часть меньшевиков стала выступать в поддержку займа; их газета, подобно другим меньшевистским изданиям, начала призывать читателей к подписке.

Последовательную и бескомпромиссную позицию, осуждавшую заем, с самого начала заняла лишь партия большевиков. «Не свободу, а дальнейшее закрепощение принесет этот заем народу, — писала «Правда» 10 марта. — Он даст возможность буржуазии продолжать кровавую бойню, затеянную во славу капитала. Ни одной копейки не дал пролетариат добровольно на это дело, не даст и в настоящее время, но тем сильнее поднимет свой мощный голос за немедленное прекращение войны» 26. Разъясняя характер этой акции Временного правительства, Г.Е. Зиновьев в статье «Заем неволи», напечатанной в мае рядом большевистских изданий, утверждал: «Заем свободы есть на деле заем кабалы, заем неволи. Он затягивает войну, а затяжка войны ставит под вопрос все завоевания революции» 27. Резко отрицательную оценку займу давали в большевистской печати также В.И. Ленин, Н.И. Бухарин, И.В. Сталин, Г.И. Ломов (Оппоков) и другие видные деятели партии 28.

Большевики прилагали немалые усилия с целью воспрепятствовать участию в подписке широких слоев населения. Распространение разжигающих классовую ненависть и антивоенные настроения листовок, публикация соответствующих материалов в многочисленных партийных изданиях, разоблачение «антинародной» политики Временного правительства и «предательской» позиции эсеро-меньшевистских лидеров, срыв агитационных мероприятий, проведение отвечающих партийной линии резолюций на различных собраниях и митингах — вот лишь некоторые, наиболее часто применявшиеся большевиками методы борьбы с займом. Умело «играя» на недовольстве масс продолжавшейся войной и ухудшавшимся материальным положением, большевики смогли добиться определенных успехов: несмотря на политическую поддержку займа Советами, он не получил широкого распространения в пролетарской среде.

Факты участия рабочих в займе путем, как правило, отчисления однодневного заработка или «складчины» приводили буржуазные и эсеро-меньшевистские газеты. Например, в начале июня рабочие промышленных предприятий Севастополя решили приобрести облигации на сумму однодневного заработка и отослать их Керенскому на «нужды войны». Рабочие и служащие московского товарищества мануфактур «И.К. Решетников и К0» постановили ежемесячно отчислять 15% заработка на подписку. В первой половине июля произвели сбор на покупку облигаций рабочие петроградской фабрики «Русская цветопись». О сложности выбора, перед которым оказались рабочие, и его мотивах свидетельствует заявление больничной кассы одесских металлистов. Приобретая облигации займа на 15 тыс. руб., ее члены указывали, что «раз буржуазия уклоняется от исполнения долга, рабочие отдадут на алтарь родины последние крохи» 29.

Заявление своей принципиальной позиции большевиками в данном случае имело важное значение и в том смысле, что в этом вопросе впервые после Февраля столь резко обозначились противоречия между ними и другими социалистическими партиями. «Нас изолировал вопрос о займе — вот что привело нас к изоляции. Вот в каком вопросе мы оказались в меньшинстве», — отмечал Ленин на Апрельской конференции 30.

Именно в результате коренных различий в подходе к «Займу Свободы» в ряде объединенных организаций РСДРП начались фактические расколы, а в советах — выделение большевистских фракций. Характерная в этом плане ситуация складывалась в Егорьевске — одном из промышленных городов Центра. Вокруг займа, писал в воспоминаниях член местного Совета рабочих и солдатских депутатов Е.Д. Викулов, развернулась острая борьба. Именно заем, наряду с вопросом об отношении к войне, указывал Викулов, образовал в Егорьевске «глубокую трещину между большевиками и меньшевиками», которые входили перед этим в объединенную партийную организацию 3|.

Вместе с тем некоторые большевики не сразу разобрались в особенностях партийной тактики. Следствием этого была их пассивность при проведении линии партии в отношении займа, а порой и прямое «соглашательство». СП. Середа, будущий народный комиссар земледелия РСФСР, являясь членом Рязанского исполнительного комитета общественных организаций, прямо способствовал в апреле развертыванию в губернии кампании по пропаганде займа 32. Некоторые партийные организации продолжительное время не могли окончательно определить свою позицию в данном вопросе. Самарская организация большевиков, одна из наиболее многочисленных, открыто выступила против займа лишь 30 апреля 33.

Колебания в отношении «Займа Свободы» наблюдались в марте — апреле даже у некоторых членов большевистской фракции Петроградского совета. Как отмечалось при обсуждении вопроса о займе на одном из ее заседаний, «не все члены фракции отдают себе ясный отчет в сущности нашей... позиции и не делают из нее тех неизбежных выводов, которые вытекают из нашего отношения к Временному правительству и политике Чхеидзе, Стеклова и других» 34.

При сложившемся в стране двоевластии, точнее, многовластии, поддержка «Займа Свободы» со стороны Петросовета являлась одним из важнейших условий его успеха. Поэтому еще 4 апреля, то есть до открытия подписки, правительство через членов так называемой контактной группы Совета, по существу, потребовало от его председателя Н.С. Чхеидзе обеспечить скорейшее принятие решения о поддержке займа. Настойчивость официальной власти определялась, как указывалось выше, ее уступкой лидерам Совета в виде декларации от 27 марта. Иными словами, как образно выразился Суханов, выданный тогда «вексель предъявили к взысканию» 35.

В последующие две недели в Совете развернулась острая борьба вокруг займа. В итоге 22 апреля подавляющим большинством голосов (свыше 2 тыс. — за, 112 — против) прошла резолюция в его поддержку, которая чуть позже, по свидетельству современника, была «расклеена на всех перекрестках всей страны в качестве рекламы». «Так как заем, — говорилось в этом документе, — является в настоящее время одним из способов быстро добыть необходимые средства и так как неуспех внутреннего займа заставит Временное правительство либо стать путем внешнего займа в еще большую зависимость от империалистических кругов Франции и Англии, либо путем выпуска бумажных денег внести еще большее расстройство в народное хозяйство, Совет рабочих и солдатских депутатов постановляет поддержать объявленный ныне "Заем свободы"». Одновременно с этим резолюция требовала «скорейшего проведения коренной финансовой реформы, правильно построенного прогрессивного подоходного и поимущественного налога, налога на наследства, обращения в пользу государства военной сверхприбыли» 36.

Противостояние по вопросу о «Займе Свободы» наблюдалось и в другом крупнейшем органе революционной власти — в Московском Совете рабочих депутатов. 7 апреля этот вопрос был поставлен на проходившем под председательством меньшевика Л.М. Хинчука заседании исполнительного комитета Совета. Большинство участников обсуждения (меньшевики, эсеры и бундовцы) отказалось открыто поддержать заем. Явно ожидая соответствующего «вердикта» Петросовета, исполком занял, по существу, нейтральную позицию, сославшись на «сложность» вопроса и «невозможность» вынести сразу определенное решение. Через три дня исполком вернулся к этому вопросу и 12 голосами «за» при 6 «против» постановил «оказать активное содействие» проведению «Займа Свободы» 37.

Однако это постановление имело лишь промежуточный характер. Действительно «ценным» с точки зрения дальнейшей судьбы «Займа Свободы» могло быть только соответствующее решение всего Моссовета. При этом его скорейшее принятие приобретало особое политическое значение ввиду выжидательной позиции лидеров Петросовета. Одним из пунктов программы визита Терещенко в Москву 13—14 апреля являлось посещение им Совета и выступление на расширенном заседании исполкома.

Судя по сохранившейся стенограмме 38, его выступление существенно отличалось от многих других публичных выступлений министра. Если ранее они были полны оптимизма, уверенности в способности правительства справиться со стоящими перед страной сложными финансово-экономическими проблемами, то теперь, убеждая руководителей Совета поддержать заем, Терещенко не жалел черных красок для характеристики финансового и экономического положения. Основная идея его выступления сводилась к тому, что в условиях, когда правительство вынуждено ежедневно расходовать на войну 54 млн руб., только внутренний заем, поддержанный всеми слоями населения, реально способен дать «некоторое время», чтобы провести «ту схему финансовой реформы, которая необходима». В центр этой реформы, утверждал Терещенко, «мы в первую очередь ставим разработку правильного прямого обложения». Стремясь завоевать доверие и симпатии руководителей Совета, министр акцентировал внимание на важности для дела революции налаживания конструктивного диалога между Временным правительством и -«советскими» органами.

Выступление Терещенко достигло цели: на следующий день, 15 апреля, не дожидаясь решения пленума Петроградского совета, исполком Моссовета вынес вопрос об отношении к «Займу Свободы» на совместное пленарное; заседание Совета рабочих и Совета солдатских депутатов. Все усилия большевиков потерпели неудачу. За резолюцию в поддержку займа, внесенную эсеро-меньшевистскими лидерами, из 386 депутатов проголосовало 242.

Вид «левизны» резолюция объединенного заседания Советов получила оттого, что начиналась с попытки объяснить вынужденный характер содействия «Займу Свободы» со стороны «демократии». Мотивом поддержки выставлялись, во-первых, продолжавшаяся война, во-вторых, «вольный или невольный» отказ Временного правительства от следования по пути контрреволюции и, в-третьих, отсутствие у официальной власти «необходимого налогового аппарата». Согласие «оказать активное содействие проведению» займа, резолюция, тем не менее, обусловливала нереальным в тот момент отказом правительства от «политики покрытия чрезвычайных расходов за счет бумажных денег и кредита», «немедленным изданием декрета о введении чрезвычайного прогрессивного подоходно-поимущественного налога, достаточного для покрытия всех расходов», а также обязательством власти производить погашение займа «всецело за счет прогрессивного подоходно-поимущественного обложения» 39. Очевидно, что включение этих требований, особенно двух первых, вызывалось накалом политической борьбы вокруг займа, необходимостью хотя бы формально учесть настроения, распространявшиеся под воздействием леворадикальной пропаганды.

Решения столичных органов революционной власти о поддержке «Займа Свободы» послужили сигналом для местных Советов, крестьянских съездов, собраний воинских частей, солдатских комитетов и других возникших после революции представительных органов. В сотнях заявлений и резолюций они выразили поддержку займу и согласие оказывать помощь в его распространении. Правда, во многих случаях это сопровождалось требованиями незамедлительного усиления налогового пресса на буржуазию, конфискации монастырских и церковных капиталов, сокращения пенсий бывшим министрам и высокопоставленным чиновникам, поиска путей скорейшего прекращения войны и заключения «справедливого» мира.

Типичной для большинства советов, руководимых эсерами и меньшевиками, была резолюция, принятая 20 апреля Воронежским советом рабочих и солдатских депутатов. Наряду с признанием необходимости «поддержать в силу исключительных обстоятельств этот заем и всеми мерами способствовать его успеху», совет требовал производить выплаты по займу исключительно за счет дополнительного обложения имущих классов 40.

Характерна также позиция Рязанского губернского крестьянского съезда, проходившего в 20-х числах мая. В телеграмме на имя министра земледелия В.М. Чернова делегаты, в большинстве находившиеся под влиянием эсеров или являвшиеся членами этой партии, подчеркивали, что, «обсудив вопрос о "Займе Свободы", съезд высказался за необходимость его поддержки». Подкрепляя делом свое решение, участники съезда собрали 2,5 тыс. руб. в фонд займа 41.

В большинстве частей действующей армии, непосредственно не втянутом в бушевавшую в столицах острую политическую борьбу, отношение к займу было в целом аналогично резолюции съезда 6-й армии Румынского фронта, проходившего в Белграде во второй половине апреля. Съезд считал «своим нравственным долгом оказать поддержку «Займу Свободы»» и «вести широкую агитацию за заем... объявить добровольную подписку... предложить Временному правительству немедленно издать декрет о повышении налога на военную прибыль» 42.

Однако в ряде крупных промышленных центров, таких как Челябинск, Уфа, Сормово, где позиции большевиков были сильны, «Заем Свободы» не получил одобрения со стороны советов61. По этой же причине против него выступили и некоторые воинские части, главным образом тыловые, а также многие флотские экипажи на Балтике (там немалую роль сыграла агитация анархистов).

Кампания пропаганды займа имела ярко выраженный политический характер и была направлена в поддержку военных усилий. Суханов вспоминал: «Шум из-за "Займа свободы"... был поднят невероятный. Агитация, устная и печатная, шла, как при больших парламентских выборах: в ней участвовал даже святейший Синод. Большая пресса, ежедневно печатая массу аршинных плакатов, статей, заметок, информации, решительно запрещала кому бы то ни было сомневаться в том, что "Заем свободы" — это экзамен нашей политической зрелости, испытание нашего патриотизма, проба нашей любви к свободе» 43.

Большие усилия для развертывания пропаганды займа прилагал Терещенко. Двухмесячное пребывание его на посту министра финансов запомнилось управляющему делами Временного правительства В.Д. Набокову главным образом тем, что тот был постоянно занят «выпуском знаменитого займа»63. Действительно, в марте—апреле не проходило дня, чтобы Терещенко не проводил каких-либо совещаний и встреч, посвященных «Займу Свободы», не обращался к известным общественным и политическим деятелям за содействием в его популяризации. Даже переместившись в начале мая
на Министерство иностранных дел, он продолжал заниматься вопросами пропаганды займа44.

Во многом благодаря настойчивости Терещенко в течение первой половины апреля в десятках губерний были образованы возглавляемые комиссарами Временного правительства комитеты (комиссии) по популяризации «Займа Свободы». 7 апреля такой комитет был создан в Баку, 1] апреля — в Курске, 12 — в Риге, 17 — в Самаре 45. Приблизительно тогда же подобные комитеты возникли в Кутаиси, Киеве, Казани, Полтаве, Чернигове, Харькове, Воронеже, Тамбове, Рязани, Вятке, Оренбурге, Иркутске и ряде других губернских центров. Однако приступить к широкому распространению займа большинство из них смогло лишь в мае.

Задержка объяснялась несколькими причинами. Во-первых, повлияло «слишком позднее», как отмечали в своих телеграммах губернские комиссары, поступление из центра агитационных материалов и самих облигаций займа 46. Во-вторых, длительное время Министерство финансов не ассигновывало средств, необходимых для деятельности комитетов. В-третьих, помешал «апрельский кризис» Временного правительства. Сообщения о бурных событиях в Петрограде повсеместно, наряду с резким падением подписки, приводили, как правило, к временному прекращению какой-либо агитации в пользу займа. Таким образом, ловкий ход с обменом декларации Временного правительства о целях войны на советскую поддержку займа привел к нежелательному повороту событий.

Наконец, в некоторых регионах развертыванию пропаганды «Займа Свободы» препятствовало скрытое, а порой и явное противостояние «правых» губернских комиссаров, назначенных еще в первых числах марта из числа председателей губернских земских управ, «левым» по своему составу исполнительным комитетам общественных организаций.

Несмотря на сходство решаемых задач, провинциальные комитеты по популяризации «Займа Свободы» действовали не так, как аналогичные структуры, учрежденные при проведении последнего военного займа царского правительства. Деятельность губернских и уездных комитетов отличалась опорой на общественную инициативу, отсутствием контроля со стороны официальных властей, тесным взаимодействием с советами, кооперативными и земскими органами, профессиональными и иными организациями; они использовали гораздо больший арсенал средств пропаганды.

В бюро курского губернского комитета, состоявшее из 21 человека, входили представители рабочих, солдат, духовенства, кооперативов, крестьянства, биржевого общества, купечества, банков, земства, городского самоуправления и местной прессы. Лекторская группа комитета, созданная для пропаганды займа среди крестьян, насчитывала 50 человек, «избранных Советом солдатских депутатов». По словам полтавского комиссара Иваненко, в губернии для пропаганды займа постарались привлечь «все русские, украинские, еврейские политические партии, просветительские общества, печать, студенческие и рабочие организации, Советы рабочих и солдатских депутатов, вообще все организации», пользовавшиеся «доверием и авторитетом у населения». В Вятской губернии в образовании комитетов участвовали «все общественные организации»; в их деятельности, помимо инструкторов мелкого кредита и кооперации, агрономов и статистиков, участвовали члены советов. В Воронеже, по сообщению губернского комиссара В.Н. Томановского, ведущую роль в пропаганде займа играли «биржевой комитет объединенных общественных организаций», «специально учрежденный для этого еврейский комитет», а также профессиональный союз служащих предприятий и учреждений. Агитационные комитеты действовали и во всех уездах. Кроме того, в отдельных «крупных селениях» силами общественности были образованы собственные органы для популяризации «Займа Свободы». Участие в «распространении сведений о займе в губернии» принимали также 70 инструкторов продовольственной управы и «чины» инспекции мелкого кредита 47.

Провинциальные комитеты по популяризации займа проводили лекции, митинги, распространяли брошюры, воззвания, листовки, публиковали призывы в периодических изданиях, а в отдельных случаях им удавалось выпустить посвященные займу «кинематографические пьесы». Граммофонные пластинки с краткой лекцией о займе и портретом Керенского на конверте изготовляла киевская фирма «Экстрафон» 48.

Одной из наиболее действенных форм пропаганды, практиковавшейся в крупных городских центрах, являлись так называемые дни (праздники) «Займа Свободы» — с уличными шествиями, с оркестрами и транспарантами, «летучими» митингами, раздачей агитационных материалов, благотворительными, в счет займа, выступлениями артистов, устройством лотерей, кружечных сборов, выпуском однодневных газет. Подобные «дни» и «праздники» прошли в Воронеже, Ярославле, Пскове, Екатеринбурге, Омске, Ростове-на-Дону, Одессе и других городах.

В двадцатых числах июня «Праздник Займа Свободы» состоялся в Вятке. Несмотря на попытки большевиков воспрепятствовать его проведению, подписка в этот день достигла огромной для провинциального центра суммы — свыше 1 млн рублей. По сообщению «Торгово-промышленной газеты» (1 июля), «с большим успехом» прошел 29 июня «День Займа Свободы» в Пятигорске 49.

«С честью выдержанным экзаменом на патриотизм» именовала печать аналогичное мероприятие, проведенное 20 июля в прифронтовой Риге. Как отмечал управляющий рижским отделением Государственного банка А. Квецианский, подписка в 1,6 млн руб. состоялась в этот день благодаря усилиям кредитных учреждений, театральных трупп, кинематографа, исполкома Совета солдатских депутатов, редакций местных газет и общественных организаций. По свидетельству писательницы М. Шагинян, 28 июля в курортном Кисловодске был проведен благотворительный, в фонд займа, «торжественный концерт», билеты на который стоили «аховые» деньги, так как в нем участвовало «много знаменитостей» — Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Сергей Рахманинов 50.

Впечатляющими по своему размаху и результатам были «Дни Займа Свободы», проведенные в столицах. Впервые такой «день» прошел в Петрограде 25 мая по инициативе Союза деятелей искусства, образованного,в конце марта 1917 года. Состоялся ряд шествий, концертов, были устроены открытые сцены, где выступали поэты и ораторы. От Зимнего дворца, через арку Генерального штаба, а затем по Невскому проспекту и другим улицам двигались колонны украшенных транспарантами и призывами грузовиков, на которых находились представители различных организаций и объединений художественной интеллигенции: Союза деятелей искусства, «Мира искусства», кубистов, футуристов и т.д. По инициативе Союза деятелей искусства была выпущена однодневная газета «Во имя свободы», где были напечатаны патриотические стихотворения Анны Ахматовой, Сергея Есенина, Игоря Северянина, Велимира Хлебникова и других поэтов. Стихотворение Саши Черного (A.M. Гликберга) «Заем Свободы», пронизанное болью за судьбу родины, затем неоднократно перепечатывалось в агитационных изданиях, выходивших в провинции 5|.

«Оживленные и колоритные процессии», энтузиазм толпы описывала газета «День» (26 мая): «Тянулись тысячи рук с кредитками, с драгоценностями, с обручальными кольцами. Военные снимали с себя знаки отличия, простые женщины, возвращаясь из "хвостов", отдавали хлеб, сахар и прочее, добытое с таким трудом. Многое сейчас же продавалось с аукциона за неслыханные цены». Закончился день «Займа Свободы» проведением в Мариинском театре большого митинга-концерта с участием известных представителей творческой интеллигенции, членов Государственной думы, других видных общественных деятелей. В этот день подписка на заем в Петрограде достигла 75 млн руб. (по стране во второй декаде мая подписка на заем составляла в среднем около 20 млн руб. в день) 52.

В дальнейшем подобные «дни» проводились в Петрограде и Москве регулярно один-два раза в месяц. С июня они переросли в «двухдневки», а затем в «трехдневки». Их результаты с каждым разом снижалась, хотя власти и «революционная демократия» проявляли изобретательность, стараясь поддержать интерес к займу. В Петрограде 26—28 июля на «трехдневке» распространялись миниатюрные гипсовые бюсты «рыцаря революции» — Керенского, весь сбор от продажи которых шел, естественно, в фонд «Займа Свободы». Последний раз «трехдневки» прошли одновременно в обеих столицах 30 сентября — 2 октября. По сообщениям печати, подписка в эти дни составила в Петрограде — 35 млн руб., в Москве — 20 миллионов 53.

В Петрограде эта кампания была наиболее продолжительной и насыщенной. Это объяснялось не только непосредственной «близостью» власти, но и позицией петроградской интеллигенции, ее настроениями, особенностями восприятия революционной действительности. Движимые желанием «защитить свободу», поддержать «оборонительную» войну и Временное правительство — олицетворение хоть какой-то законной власти и порядка, тысячи представителей «интеллигентных» профессий включались в кампанию, подавали личный пример. Абсолютным лидером в этом отношении был Федор Шаляпин, который приобрел облигаций на 100 тыс. рублей 54.

Руководство пропагандистской кампанией в стране было возложено на упомянутый выше Всероссийской комитет общественного содействия государственным займам 55. Впечатляющей была издательская деятельность Комитета, выпустившего весной массовыми тиражами более десятка агитационных брошюр и инструктивных материалов для агитаторов, авторами многих из которых являлись экономисты М.И. Боголепов, B.C. Зив, М.И. Туган-л Барановский. В большом количестве Комитет публиковал и рассылал на места разнообразные воззвания, листовки и афиши, в том числе выдержку из приказа Керенского по армии и флоту № 6 от 5 мая, где военный министр призывал «граждан-капиталистов» быть «Миниными для своей Родины» и скорее «нести свои деньги на нужды освобожденной России».

Комитет провел ряд посвященных займу конкурсов плакатов и рисунков. Лучшие из них публиковались в газетах, выпускались массовыми тиражами, в том числе в форме почтовых открыток (их тираж достиг 300 тыс. штук) .56. Примечательны сюжеты этих открыток. Одна из них, отпечатанная по эскизу популярного в то время мастера коммерческой рекламы А.Н. Зеленского, содержала изображение' школьника, который, сидя на бревне, читает учебник по истории. Подпись гласила: «Итак, в 1917 году судьба России зависела от успеха Займа Свободы». На другой открытке, выполненной по рисунку известного графика Е.С. Кругликовой, был запечатлен типичный образ русского крестьянина, который с гордостью держит в руках облигацию. Смысл этой композиции разъясняли слова: «Продал хлеб — купил заем». Своеобразным символом кампании стал плакат Б.М. Кустодиева. Несмотря'* на кажущуюся композиционную простоту, плакат выразительно соединял в себе лозунг «войны до победного конца» и идею необходимости участия каждого в подписке на заем.

Реакция населения на эти усилия пропаганды порой не оправдывала ожиданий. Комментируя появление во Владимире плаката П.Д. Бучкина (победившего на первом из конкурсов), одна из городских газет писала: «Новый плакат-реклама "Займа Свободы" с бравым солдатом на первом плане, в руках которого красное знамя со словами "война до победы", производит различное впечатление. Одни с нескрываемым удовольствием рассматривают плакат, а другие хмурятся и ворчат нечто о "буржуях" и скорейшем "замирении"» 57.

Немалая роль в продвижении «Займа Свободы» в народные массы отводилась Русской православной церкви. В ответ на письмо Терещенко об оказании духовенством «содействия к успешному распространению» займа Святейший Синод 29 марта принял специальное определение. Оно предписывало духовенству и учителям церковно-приходских школ «принять самое деятельное участие в разъяснении значения займа как дела великой государственной и отечественной важности», а также всемерно способствовать в «осведомлении» населения об условиях подписки. Всем «установлениям» духовного ведомства предписывалось «могущие быть свободные деньги» обратить в «приобретение облигаций выпускаемого ныне займа» 58.

Однако собственное участие духовенства в реализации займа не могло быть существенным: большая часть принадлежавших церкви свободных денежных сумм была уже помещена в облигации военных займов 1915—1916 годов. К тому же доходы церкви после Февраля неуклонно снижались, что являлось прямым следствием падения ее авторитета и значимости традиционных духовных ценностей в условиях общественного кризиса. Советы и социалистические партии периодически выступали с призывами к насильственному изъятию церковных ценностей, что дополнялось процессами «демократизации» внутри самого духовенства.

Серьезную поддержку «Заем Свободы» встретил со стороны иудейского духовенства. Весной 1917 г. оно активно призывало свою паству к участию в подписке 59; еврейское население, и прежде всего представители деловых кругов, вносили значительные суммы в счет займа.

Стремление способствовать успеху займа проявила армянская церковь. Обращаясь в конце апреля к Терещенко, каталикос всех армян Кеворк V писал: «Вследствие вашей телеграммы мною сделано распоряжение о подписке на Заем Свободы из свободных сумм Эчмиадзинского монастыря в размере 100 000 рублей. Циркулярно предписываю церквам и народу армянскому подписываться широко и щедро на Заем Свободы — гарантию полной победы над врагом» в0.

В займе принял участие и Николай II, осмеянный по этому поводу в большевистской печати Демьяном Бедным. Как свидетельствуют архивные материалы, бывший император передал через В.Н. Фигнер 25 руб. в счет займа 6[. При каких обстоятельствах это произошло, к сожалению, не известно.

Как же ответило население страны на призывы «исполнить свой гражданский долг», «помочь Родине в трудную минуту», «быть достойными завоеванной Свободы»?

По данным Кредитной канцелярии, к середине сентября число подписчиков на заем достигло 900 тысяч 62. Однако эта цифра не является окончательной, потому что реализация займа продолжалась вплоть до Октябрьской революции 63. Более того, на местах подписка по инерции шла еще и в начале ноября м.

Помимо физических лиц, на заем подписывались кредитные учреждения, кооперативные и общественные организации, больничные и эмеритальные кассы, страховые общества, фирмы, приходы и т.д. Судя по некоторым косвенным данным, лидером здесь являлись кредитные товарищества в количестве нескольких тысяч, ставшие держателями облигаций займа.

Общее же количество лиц, собравших ту или иную сумму, не учитывалось. Так называемые «коллективные подписки» фиксировались кредитными организациями и учреждениями, проводившими реализацию облигаций, подобно актам единоличного участия в займе. Нередко «подписка» принимала вид отсылки в адрес Временного правительства или Петроградского совета коллективно собранных средств.

Коллективные подписки действительно получили широкое распространение, о чем свидетельствуют многочисленные факты, отраженные в архивных материалах, столичной и провинциальной прессе. Крестьяне Усть-Вольской волости Вологодской губернии в телеграмме Терещенко сообщали о подписке на 4,5 тыс. руб. и решении приобрести облигации «на все свободные волостные суммы». В Ломаковской волости Данковского уезда Рязанской губернии крестьяне собрали «в складчину» 4 тыс. рублей. Кроме того, они пожертвовали 4 тыс. пудов зерна, три «головы крупного рогатого скота», а также 400 руб. на «подарки солдатам». В Могилеве среди подписчиков фигурировали заключенные местной тюрьмы (54 рубля). Военнослужащие 2-го Карского крепостного полка поддержали заем, отослав Временному правительству 2280 руб., солдаты-евреи Ревельского гарнизона — 119 руб., ученицы 7 класса 2-й Нижегородской женской гимназии — 230 рублей 65. «Демократизации» и росту численности участников подписки способствовал выпуск облигаций «уменьшенных достоинств», в 20 и 40 руб., по решению Временного правительства от 25 апреля. С мест предлагали уменьшить облигации вплоть до 5 рублей 6б.

Начало выпуска в сентябре 1917 г. знаменитых «керенок», точнее, казначейских знаков достоинством в 20 и 40 руб., было, по сути, приспособлено именно к указанным облигациям «Займа Свободы». Приступая к эмиссии этих денежных знаков, необычных по своему номиналу для отечественной денежной системы, Временное правительство надеялось, что, помимо снижения остроты «разменного кризиса» и усиленно развивавшегося на периферии «денежного голода», это будет способствовать «демократизации» подписки на заем 67.

Таким образом, по числу подписчиков, общее количество которых достигло, вероятно, 1 млн человек, «Заем Свободы» не имел себе равных. По сравнению с числом участников последних займов царского правительства это было как минимум в три с лишним раза больше. (Аналогичный показатель при проведении внутренних займов в СССР был достигнут лишь во второй половине 1920-х годов, когда принцип добровольности при их размещении уже подменялся мерами морального и экономического принуждения.)

По размерам подписки ведущую роль, как и прежде, играла крупная банковская и торговая буржуазия, что являлось залогом его успеха как кредитной акции. Однако в условиях нараставшей социально-политической нестабильности и углубления финансово-экономического кризиса буржуазные круги проникались паническими настроениями и были мало заинтересованы вкладывать свои капиталы в заем.

То, что «Заем Свободы» не оправдает возлагавшихся на него надежд, Временное правительство ощутило уже в конце апреля, когда вместо ожидавшихся миллиардов народных денег оно получило подписку лишь в 725 миллионов 68. В это же время один день войны обходился более чем в 50 миллионов.

Чутко реагируя на колебания ситуации в стране, объемы реализации займа то резко снижались, то вновь повышались. Правда, достичь показателей, отмеченных в апреле, когда подписка за счет участия буржуазии была наибольшей, никогда позже не удавалось. Свою роль здесь сыграли июньские налоговые законы Временного правительства, отразившие идеологию «налоговой беспощадности», а также провал наступления Юго-Западного фронта, с которым связывались большие надежды в отношении стабилизации и оздоровления обстановки в стране.

Усиление «разрушительных тенденций и анархии», нарастание политического противоборства в центре и на местах, рост «аграрных беспорядков» — все это снижало среди самых различных слоев населения авторитет Временного правительства, порождало сомнения в его способности овладеть положением, вызывало настроения безысходности, апатии. К 1 июня, то есть сроку, когда правительство намеревалось разместить заем на 3 млрд руб. и закончить подписную кампанию, «Заем Свободы» удалось реализовать на 1202 миллиона 69. В итоге же сумма подписки составила немногим более 4 миллиардов 70. При этом значительную часть поступлений образовали 5-процентные обязательства государственного казначейства, что, естественно, существенно снижало роль займа как антиинфляционного фактора и средства покрытия текущих военных расходов.

Учитывая, что с февраля по октябрь эмиссия увеличилась в несколько раз, основная финансовая цель займа не была достигнута. Далекими от решения оказались и те политические задачи, которые ставились перед ним. Таким образом, «Заем Свободы» Стал не только главным мероприятием Временного правительства в сфере финансов, но и одной из его крупнейших социально-политических акций; в ней словно в фокусе сконцентрировались все основные противоречия 1917 года.



Примечания

1. СТАРЦЕВ В.И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л. 1980, с. 224.

2. Протоколы Центрального комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии. 1905 — середина 1930-х гг. Т. 3. М. 1998, с. 184—190.

3. См., напр.: Красный архив, 1933, т. 3, с. 13—14. Доклад П.Н. Милюкова в Военно-морской комиссии Государственной думы, 19 июня 1916 года.

4. Речь, 10.Ш.1917.

5. Этому предшествовало на вечернем, 4 марта, заседании Временного правительства рассмотрение вопроса о передаче «Кабинета его величества» в ведение Министерства финансов, причем Терещенко получил поручение выяснить возможность обращения «свободных средств Кабинета в облигации внутреннего военного займа». В данном случае имелся в виду последний, шестой с начала войны, внутренний заем царского правительства, значительная часть облигаций которого осталась неразмещенной. См.: Журналы заседаний Временного правительства. Март-октябрь 1917 года. Т. 1. М. 2001, с. 27.

6. Торгово-промышленная газета, 8.III. 1917.

7. Там же; Рязанская жизнь, 8.III. 1917; Горнозаводское дело, 1917, № 11-12, с. 15574.

8. См., напр.: Финансовая газета, 10, 16.111.1917. В дальнейшем, когда по вопросу о займе разгорелась острая политическая борьба, выдвигались и иные варианты его названия. Так, в обмен на поддержку займа рабочие петроградских заводов «Роберт Круг» и «Шкилин Кирш и Бешекеров» требовали переименовать его в «Заем закрепления революции». См.: Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, 17.IV.1917.

9. Торгово-промышленная газета, 11.III.1917; Обзор деятельности съездов представителей акционерных коммерческих банков и их органов (1 июля 1916 г. — 1 января 1918 г.). Пг. 1918,с. 207-208.

10.Речь, 19.III.1917.

11.См.: ВОЛОБУЕВ П.В. Ук. соч., с. 339. Несмотря на трудности реализации шестого военного займа, царское правительства намеревалось не позднее апреля 1917 г. выпустить очередной заем на аналогичных условиях. Кроме того, по инициативе банков прорабатывался вопрос о выигрышном займе, который мог, как свидетельствовала практика, стать выгодным средством приложения крупных капиталов (см.: Речь, 4.II.1917; Финансовая газета, 4.II.1917).

12.Текст соглашения см.: Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Документы и материалы. Ч. 2. М.-Л. 1957, с. 395—399.

13.Речь, 22.111.1917.

14.Там же, 10, 25.111.1917; Русские ведомости, 6.IV.1917.

15.Речь, 28.III.1917; БОГОЛЕПОВ Д. Война и финансы. М. 1917, с. 29.

16.Русские ведомости, 13.IV. 1917.

17.Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 1779, оп. 2, д. 159, л. 2, 14—18, 12об. Постановление Временного правительства о кооперативных товариществах и их союзах см.: Собрание узаконений и распоряжений, издаваемое при Правительствующем Сенате (СУ), 1917, отд. 1, № 72, ст. 414.

18.СУ, 1917, отд. 1, № 70, ст. 400.

19.Речь, 25.111.1917; День, 25.Ш.1917.

20.Еврейская неделя, 1917, № 14-25, ст б. 7.



44



21.См.: СУХАНОВ Н.Н. Записки о революции. Т. 2. Кн. 3. М. 1991, с. 18. На связь этой декларации Временного правительства с положительным решением Петроградского совета о займе указывал в своих воспоминаниях и В.Б. Станкевич (Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 г. М. 1991, с. 249).

22.См.: Новый экономист, 1917, № 12-13, с. П.

23.См.: Октябрьское вооруженное восстание. Кн.1. Л. 1967, с. 200.

24.Единство, 10.IV.1917.

25.Новая жизнь, 22.IV. 1917.

26.Позже, 8 апреля, газета выступила со специальной статьей «О займе свободы», в которой в еще более резкой форме была выражена отрицательная позиция партии к этой акции.

27.Там же, 8.V.1917; Рабочий (орган Казанского комитета РСДРП), 8.V.1917; и др.

28.ЛЕНИН В.И. Поли. собр. соч. Т. 31, с. 200, 283-284, 388-390; БУХАРИН Н. Буржуазные патриоты и «Заем свободы». — Социал-демократ, 26.IV.1917; СТАЛИН К. Две резолюции. — Правда, 11.1V.1917; ЛОМОВ А. Какой была и какой должна быть финансовая политика России. — Там же, 31.111.1917.

29.День, 7.V1.1917; Торгово-промышленная газета, 13.VI, 16.V1I.1917; Земля и воля, 31.V.1917.

30.Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Петроградская общегородская конференция РСДРП (большевиков). Протоколы. М. 1958, с. 111.

31.Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник. Научный архив, д. 1931, л. 9.

32.Государственный архив Рязанской области (ГАРО), ф. Р-3, д. 62а, л. 153.

33.МЕДВЕДЕВ Е.И. Установление и упрочение Советской власти на Средней Волге. Т. 1. Куйбышев. 1958, с. 143; Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. Изд. 3. М. 1987, с. 452.

34.Правда, 13.IV.1917.

35.СУХАНОВ Н.Н. Ук. соч., с. 18.

36.Там же, с. 123; Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, 23.1V.1917.

37.Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО), ф. 66, оп. 12, т. 1, д. 68, л. 1, 11; д. 69, л. 4-6.

38.Там же, д. 71, л. 8—15.

39.Известия Московского совета рабочих депутатов, 16.IV.1917.

40.Торгово-промышленная газета, 22.1V.1917.

41.Земля и воля, 27.V.1917.

42.Там же, 13.V.1917.

43.СУХАНОВ Н.Н. Ук. соч., с. 85.

44.НАБОКОВ В. Временное правительство. — Архив русской революции. Т. 1. М. 199Ьс. 58; ГАРФ, ф. 1800, оп. 1, д. 7, л. 45.

45.ГАРФ, ф. 1800, оп. 1, д. 7, л. 12, 26, 34; Рижское утро, 13.IV.1917.

46.ГАРФ, ф. 1800, оп. 1, д. 7, л. 5, 7об., 16, 21.

47.Там же, л. 12, 5, 16, 17, 7.

48.ТИХОНОВ А. Пластинки старого Киева. — Звукорежиссер, 2003, № 4, с. 66.

49.Торгово-промышленная газета, 1.VII.1917.

50.Рижское утро, 29.VII.1917; ШАГИНЯН М. Собр. соч. Т. 7. М. 1988, с. 428-429

51.КРУСАНОВ А.В. Русский авангард. 1907-1932. Т. 2. Кн. 1. М. 2003, с. 19; День Займа Свободы. Однодневная газета. Воронеж, 7.VIII.1917.

52.Биржевые ведомости (утр. вып.), 27.VII.1917.

53.Петроградская газета, 29.VII.1917; Русская воля, 7.Х.1917.

54.Речь, 9.V.1917.

55.Русские ведомости, 6.IV.1917.

56.Земля и воля, 31.V.1917; Саратовский листок, 18, 21.VI.1917.

57.Владимирец, 13.V.1917.

58.Церковные ведомости, 1917, № 9, с. 70.

59.Московские ведомости, 25.V.1917.

60.Финансовая газета, 24.IV.1917.

61.ГАРФ, ф. 6998, оп. 1, д. 509, л. 42.

62.Торгово-промышленная газета, 23.IX.1917.

63.Ввиду низких результатов подписки на заем сроки его реализации дважды продлевались: первый раз — до 15 июля 1917 г., второй — до открытия Учредительного собрания (Финансовое обозрение, 1917, № 17-18, с. 9—10; Финансовая газета, 16.VII.1917.

64.См., напр.: ГАРО, ф. 149, оп. 11, д. 246.

65.Финансовая газета, 24.IV.1917; Торгово-промышленная газета, 23.VII.1917; ГАРФ, ф. 6998, оп. 1, д. 509, л. 39, 7, 4, 42.

66.См.: Журналы заседаний Временного правительства. Т. 1, с. 347—348; ГАРО, ф. 3023, д. 5, л. 9.

67.ГАРФ, ф. 1779, оп. 2, д. 130, л. 79-83.

68.Вечернее время, 3.V.1917.

69.Финансовая газета, 1 .VI. 1917.

70.Торгово-промышленная газета, 23.IX.1917.

СТАТЬИ ПО БОНИСТИКЕ