М.В.БЕРНАЦКИЙ – МИНИСТР ФИНАНСОВ В ПРАВИТЕЛЬСТВАХ КЕРЕНСКОГО, ДЕНИКИНА, ВРАНГЕЛЯ
 

В настоящее время имя Михаила Владимировича Бернацкого (1876-1943) забыто даже специалистами по истории российских финансов. Помнят о нем разве что коллекционеры (к коим автор причисляет и себя) старых бумажных денежных знаков, которые Бернацкий подписывал во время Гражданской войны. А ведь их Главным командованием Вооруженных сил на Юге России было выпущено на многие миллиарды рублей, так что в свое время фамилия этого человека была у всех на слуху и повторялась на все лады как его поклонниками, так и весьма многочисленными противниками.

В настоящем очерке будет предпринята попытка осветить лишь одну сторону деятельности Бернацкого как министра финансов ряда правительств, существовавших на территории России в период революции 1917 г и Гражданской войны, а именно вопросов, связанных с денежной эмиссией, которые приобретали в тот период распада России и частой смены власти в отдельных ее регионах особое значение. Кроме того, будет рассмотрен вопрос об участии Бернацкого в мобилизации и централизации денежных средств, находившихся в распоряжении различных ветвей Белого движения и эмигрантских кругов за границей, а также попытки получения иностранного займа для правительства Врангеля.

Круг источников, из которых можно почерпнуть сведения биографического характера о нашем герое, весьма скромен1. Бернацкий был уроженцем Киева. После окончания Киевского университета (юридический факультет) и стажировки за границей он в 1904 г переехал в Петербург, где преподавал политическую экономию в Тенишевском училище. В его наиболее ранних работах 1906 г «К аграрному вопросу» и «О государстве будущего» явно ощущалось влияние западных социал-демократов. Не случайно в этот период Бернацкий - активный сотрудник марксистских журналов «Образование», «Современный мир» и др., где выступает как радикальный демократ и сторонник реформ2, хотя как замечал в своих воспоминаниях о нем Б.П.Кадомцев, «демагогия социал-революционеров и политическое сектантство социал-демократов отталкивали его от этих партий»3. Более поздние политические взгляды Бернацкого характеризует его магистерская диссертация 1911 г. «Теоретики государственного социализма в Германии и социально-политические воззрения князя Бисмарка», где он окончательно порывает с марксизмом. Позднее он заинтересовался также проблемами национальных и международных финансов, в особенности вопросами денежного обращения. Бернацкий перешел в Политехнический институт, где создал и возглавил первую в России кафедру денежного обращения, таким образом став к 1917 г. известным экономистом и признанным специалистом-теоретиком в области денежного обращения. После Февральской революции 1917 г. многие преподаватели Петроградского Политехнического составили костяк аппарата Временного правительства. Среди них был и Бернацкий, начавший работать в качестве экономиста в Министерстве торговли и промышленности. Но уже 1 августа «Вестник Временного правительства» опубликовал официальное сообщение о назначении Бернацкого «товарищем министра финансов с возложением на него управления министерством под общим руководством министра финансов и с оставлением профессором Петроградского политехнического института», а 2 сентября он сам стал министром финансов в кабинете А.Ф.Керенского. На этом посту он оставался вплоть до исторического дня 25 октября 1917 г. Бернацкий-министр отчетливо понимал, что никаких «лавров» на новом поприще снискать ему не удастся из-за весьма запущенного состояния отечественных финансов. После М.И.Терещенко, А.И.Шингарева и Н.В.Некрасова Михаил Владимирович был уже четвертым министром финансов Временного правительства, причем говорить о каком-то едином курсе новой власти в этой сфере не приходилось. Тем не менее Бернацкий принял это назначение и с энтузиазмом включился в работу, получив возможность применить на практике свои глубокие теоретические знания. Его главной заботой на новом посту оказалась стремительно набиравшая темпы инфляция. Конечно полностью остановить ее Бернацкому не удалось, но если сравнивать положение дел при нем с тем, что происходило в России в последующие годы, то ситуация 1917 г. может показаться просто сказочно благополучной.

Из четырех принципиально новых денежных знаков Временного правительства три были подписаны к выпуску в обращение именно Бернацким. Это казначейский билет 250-рублевого достоинства и казначейские знаки номиналами в 20 и 40 руб.4. При этом, поскольку 20- и 40-рублевки выпускались в обращение целыми неразрезанными листами (5 х 8 штук), их можно было использовать для сравнительно крупных платежей. За казначейскими знаками достоинством 20 и 40 руб. быстро закрепилось название «керенки». 18 сентября 1917 г. было объявлено, что их выпуск допущен «в качестве временной меры, вызванной чрезвычайными обстоятельствами». Дело в том, что с июня по сентябрь 19117 г. Министерство финансов выпускало в обращение главным образом 1000-рублевые «думки». Мелкие денежные знаки царского образца оседали у населения как более надежные и соотношение между крупными и мелкими купюрами было нарушено. Из-за отсутствия разменных денежных знаков начались погромы казначейств, и поэтому, как позднее заметил Бернацкий, «если бы не были выпущены «керенки», то Октябрьская революция превратилась бы в сентябрьскую». При этом он планировал в скором времени заменить «керенки» на более качественно выполненные в техническом отношении знаки, заказ на которые был сделан в Америке5. На практике же оказалось, что введенные в сентябре 1917 г. «керенки» стали в руках большевиков мощным оружием в борьбе с политическими противниками, поскольку советская власть печатала их совершенно бесконтрольно, а население еще долго принимало эти бумажки в качестве настоящих денег. До Октября в обращение поступило «керенок» на сумму 0,8 млрд руб., а общий объем денежной массы к этому времени составлял уже около 20 млрд. Характерно, что за два последних месяца 1917 г. было выпущено почти половина (44%) общего годового тиража денежных знаков, и если до Октября «керенки» достоинством в 20 и 40 руб. составляли 10%, то после переворота – почти треть общей выпущенной в обращение денежной массы6. На начальной стадии появления «керенок» население доверяло им мало и старалось от них избавляться. Параллельно шел процесс оседания в кубышках знаков царского образца, как более «надежных». Когда же советская власть стала интенсивно печатать «керенки», все денежные знаки кроме них быстро исчезли.

25 октября 1917 г. Бернацкий был арестован и вместе с другими членами Временного правительства отправлен в Петропавловскую крепость. В начале ноября по решению Петроградского ВРК министры-социалисты были отпущены на свободу, а остальным арестованным членам правительства было предложено подать прошение об освобождении. Но все они, включая Бернацкого, отказались сделать это и провели в заключении еще около двух месяцев7. Одним из немногих, кто публично выступал в защиту арестованных членов Временного правительства, был М.Горький. В своих заметках из серии «Несвоевременные мысли», публиковавшихся в газете «Новая жизнь», он требовал, в частности, освобождения «талантливого работника» Бернацкого, «заключенного в тюрьму неизвестно за что»8.

После освобождения Бернацкий стал хлопотать о выезде на Украину. Поскольку он был родом из Киева, ему сравнительно несложно было добиться в мае 1918 г такого официального разрешения. Кроме того, в этот период к нему как к признанному специалисту по денежному обращению, обратились представители Центральной Рады, предложив сформулировать основные принципы финансовой политики и денежной системы зарождающегося украинского государства. По-видимому, инициатива исходила от украинского представительства в Петрограде, и Бернацкий подготовил докладную записку о перспективах развития денежного обращения на Украине. Во всяком случае на переговорах по экономическим аспектам заключения Брестского мира она уже фигурировала как предложение Украины9. В записке, в частности, он рекомендовал Украине ввести собственную валюту, не привязанную к российской. По рекомендации Бернацкого, они из лидеров украинских националистов М.С.Грушевский вскоре предложил Центральной Раде использовать в качестве национальной денежной единицы гривну, эквивалентную германской марке. Таким образом Бернацкий косвенным образом оказался «отцом» не только российских «керенок», но и украинских денежных знаков. Парадокс состоит в том, что буквально через год Бернацкому пришлось бороться и с «керенками» и с гривнами.

По данным Б.В.Ананьича, в Киеве Бернацкий сотрудничал с правительством гетмана П.Скоропадского, но отказался войти в его состав10. Осенью 1918 г. политическая ситуация в Киеве стала крайне неустойчивой и Бернацкий переехал с семьей в Одессу, а в январе 1919 г. – в Екатеринодар. С этого момента он прочно связал свою судьбу с армией А.И.Деникина. Через две недели после официального объединения Добровольческой армии с армиями донских и кубанских казаков Деникин приказом № 3 от 10 января 1919 г назначил профессора финансового права Бернацкого управляющим Финансовым отделом созданного при нем Особого совещания. В феврале отделы были преобразованы в управления и Бернацкий автоматически превратился фактически на правах министра в начальника Управления финансов.

Вначале, еще до его приезда в Екатеринодар, все средства финансирования Добровольческой армии помещались в небольшом чемоданчике генерала М.В.Алексеева и составляли около 6 млн руб. кредитными билетами и казначейскими обязательствами11. Естественно, этих денег не могло хватить надолго даже при самой жесточайшей экономии. Поэтому Бернацкий решил, что адмирал А.В.Колчак должен поделиться с южанами частью золотого запаса, который ему удалось отбить у красных в Казани. В первые же дни после своего назначения он отправил в адрес адмирала соответствующую телеграмму12. Реакция Колчака была вполне благожелательной13, так что оставалось лишь набраться терпения и ждать милости от сибиряков.

Для решения другой важной задачи – обеспечения белого Юга достаточным количеством денежных знаков - Бернацкий рассчитывал воспользоваться Одесской экспедицией заготовления государственных бумаг, и с целью выяснения ситуации отправился с несколькими помощниками через Крым в Одессу. В Севастополе, где он вел переговоры с представителями крымского правительства, Бернацкому, по-видимому, не удалось убедить крымчан в необходимости жесткой централизации в области финансов, и буквально через несколько дней после его отъезда начался демонстративный выпуск крымских денежных знаков.

Когда в Екатеринодаре стало известно, что одесский военный губернатор А.Н.Гришин-Алмазов печатает украинские карбованцы14, реакция генерала Деникина была жесткой: «Все источники финансовых средств, равно как и эмиссионное право и распределение денежных знаков, должны составлять исключительно функцию Финансового отдела Особого совещания, находящегося при мне»15. Руководствуясь этой директивой, находившийся в Одессе Бернацкий стал настаивать на отправке всех отпечатанных карбованцев (425 млн) в Екатеринодар, оставляя в распоряжении городских властей экспедицию с производительностью 12,5 млн карбованцев в день. Не дожидаясь окончания переговоров, Бернацкий отправил около 100 млн карбованцев в Екатеринодар со своим помощником Д.И.Никифоровым. По-видимому, это было сделано втайне от одесских властей и французов. Кроме того, около 2 млн карбованцев были переданы добровольческой бригаде генерала Тимановского, находившейся в Одессе. Переговоры об условиях раздела финансов между Екатеринодаром и Одессой затянулись до 20 марта 1919 г. В этот день произошло неожиданное для многих событие: французское командование объявило о срочной (в течение 48 часов) эвакуации своего корпуса из Одессы. Для эвакуации руководства города был выделен пароход «Кавказ». При поспешной подготовке к отъезду ни ценных бумаг, ни валюты из Одесского отделения Госбанка на «Кавказ» доставлено не было. Однако сам Бернацкий выехал из Одессы в Константинополь не с пустыми руками. Он докладывал Деникину: «Небольшое количество чеков во франках, крон и романовских рублей было мною взято раньше – для оплаты некоторых заказов (связанных с печатанием новых денежных знаков), командировок и прочих экстраординарных расходов за границей. Эта сумма при мне…»16.

Бернацкий отдавал себе отчет в том, что на серьезные правительственные займы от союзников деникинцам рассчитывать не приходится. Поэтому обеспечение добровольческого движения иностранной валютой могло осуществляться лишь из частных банков, авансирующих товарообмен зарубежных фирм с белым Югом. Он докладывал Деникину, что близка к осуществлению сделка с консорциумом инвестиционных банков объемом 5 млн франков, которые могли бы помочь началу товарообмена. С этой целью, а также для ускорения печатания денежных знаков он собирался съездить в Европу. Однако из Турции ему пришлось отправиться не в Париж и Лондон, а в Екатеринодар, ибо резолюция Деникина на письме Бернацкого однозначно гласила: «Г. Бернацкого пригласите в Екатеринодар для подробного доклада». Бернацкий вернулся туда в конце апреля, а 3 мая он доложил о результатах своей поездки в Крым, Одессу и Константинополь.

Официально признанными денежными знаками как в Советской, так и в белой России, оказались деньги царского и Временного правительств. Большевики продолжали печатать их в Петрограде до тех пор, пока не сносились клише и не кончились запасы бумаги и краски, а на белом Юге, где запас «керенок» не пополнялся их постоянно не хватало из-за инфляции и потому, что население старалось накапливать их «в чулках» до лучших времен. Правительство Войска Донского, где началось формирование Добровольческой армии, к тому времени уже выпускало от имени Ростовской конторы Государственного банка местные денежные знаки, получившие полуофициальное название «донских», или «ростовских». Бернацкому удалось договориться с руководством казаков Дона, Кубани и Терека о повсеместном хождении донских знаков на всей территории белого Юга. Выпуск денежных знаков оставался под контролем Донского краевого правительства и осуществлялся в экспедиции при Ростовской конторе Госбанка, а распределение тиража должно было происходить с учетом потребностей всех участников договоренности17. Однако надеяться на полное удовлетворение потребностей добровольцев в денежных знаках только за счет Ростовской экспедиции не приходилось из-за ее недостаточной мощности, а главное – настороженно-неприязненных взаимоотношений донского атамана германофила П.Н.Краснова и А.И.Деникина. (Лишь после ухода Краснова с поста донского атамана отношение донцов к добровольцам постепенно стало более доброжелательным). Поэтому у Деникина и Бернацкого возникла идея самостоятельно выпускать денежные знаки Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) в Одессе, а после ее сдачи красным – в Новороссийске, что и было сделано в августе 1919 г.18.

Еще в начале 1919 г. российскими финансистами в Париже была выдвинута идея выпуска единого антибольшевистского рубля. В апреле российский посол во Франции передал в Вашингтон пожелание Бернацкого о введении единообразных денежных знаков для всей территории России, свободных от большевиков. По этому вопросу завязалась интенсивная переписка между Екатеринодаром, Омском, Вашингтоном, Парижем и Лондоном, однако как чиновники Омского правительства Колчака, так и союзники противились отправке денежных знаков американского изготовления на белый Юг, поскольку движение под руководством Деникина долго не вызывало у них единодушной поддержки. Но к концу апреля главным образом благодаря усилиям финансового агента в Вашингтоне С.А.Угета удалось все же добиться решения об отправке Деникину денежных знаков американского изготовления на сумму 575 млн руб., но начата эта операция была только в самом конце 1919 г. Причем уже в январе 1920 г. ее приостановили из-за неблагоприятной для Добровольческой армии ситуации на Северном Кавказе 19.

Надо сказать, что Бернацкий активно действовал одновременно в нескольких направлениях. Еще весной 1919 г. он обратился за помощью в Лондон, направив туда своего бывшего заместителя времен работы во Временном правительстве С.А.Шателена, но английское правительство отказалось взять подобный заказ, ссылаясь на то, что в Англии уже печатают денежные знаки для белого Севера, хотя и не возражало против того, чтобы этим занялись частные фирмы20. В дальнейшем, после признания Деникиным Колчака в качестве Верховного правителя России делегация белого Юга выехала в Париж на встречу с представителями колчаковского правительства. В конце июля-начале августа 1919 г глава делегации генерал А.М.Драгомиров выезжал из Парижа в Лондон для обсуждения политических вопросов с военным министром У.Черчиллем. Во время этой поездки Драгомиров подписал контракт на изготовление денежных знаков для южан в размере 4 млрд руб.21. В октябре 1919 г. киевские газеты сообщали, что заказ англичанами выполнен и деньги готовы к отправке в Россию. Очень скупо пишет об этом А.С.Лукомский: «В Англии были заказаны, по особому образцу, денежные знаки различных достоинств. Заграничный заказ стал выполняться незадолго до катастрофы 1919 г. (имеется в виду провал наступления Деникина на Москву), и эти знаки не были пущены в обращение»22.

Еще одна проблема, которую Бернацкому необходимо было быстро решать, связана с деньгами красных. Когда наступление Добровольческой армии на север развернулось с особой силой, Бернацкий добился аннулирования так называемых «пятаковских» денежных знаков советского выпуска (с подписью наркома финансов РСФСР Г.Л.Пятакова), полагая, что иначе они наводнят освобожденную территорию и облегчат подрывную работу красных в тылу Добровольческой армии. Держателям таких денег предоставлялась возможность сдавать их для обмена в Государственный банк и казначейства, причем каждому сдавшему было обещано уплатить 500 руб. с отметкой о выдаче на удостоверении личности23. Операция с 500-рублевым обменом «пятаковских» купюр породила спекуляцию. В результате только в украинских губерниях на обмен было израсходовано более 10 млн руб. В конце августа обмен был полностью прекращен. Полного аннулирования советских денег в жизнь провести не удалось. Буржуазия норовила делать пожертвования на нужды армии в основном «пятаковскими». А как только в ноябре 1919 г. началось отступление Деникина, население (в первую очередь городское) снова стало широко использовать припрятанные советские деньги, спешно сбывая деникинские денежные знаки.

Бернацкому постоянно приходилось решать вопросы, связанные с обменом не только «вражеских» денег, но и денежных знаков, которые привозили командированные и эвакуированные лица из других «белых» территорий – из колчаковский Сибири, от Юденича, с белого Севера. В каждом таком случае, ему необходимо было принимать оперативные и безошибочные решения, хотя зачастую информации для обмена не хватало, т.к. даже образцов сибирских краткосрочных обязательств в Управлении финансов не было24. Особняком стоял вопрос о хождении «керенок». Их советская власть печатала бесконтрольно. На них не было ни номеров, ни года выпуска, ни подписей ответственных лиц. Конечно, было бы соблазнительно отделаться от «керенок», запретив их хождение. Подобная реформа была проведена весной 1919 г. колчаковскими финансистами. Но у Бернацкого такой возможности не было. В июле 1919 г. он сообщал сибирскому министру финансов И.А.Михайлову: «…Наши технические средства не покрывают даже текущей потребности казначейства, исчисляемой в миллиард рублей ежемесячно. По этой причине, а также по причине только что состоявшегося непризнания «пятаковских» денег, сопряженного с некоторым потрясением экономических отношений и частных сделок, считаю невозможным вступить теперь же на путь изъятия «керенок»25.

Посол России в Париже В.А.Маклаков посетил белый Юг осенью 1919 г. и сетовал на отказ Бернацкого вывозить хлеб в Европу в обмен на оружие и товары для населения. Такой обмен повысил бы, по мнению Маклакова, престиж деникинцев в глазах союзников. Однако осторожный Бернацкий полагал, что хлеб понадобится в скором времени для того чтобы накормить голодные губернии Центральной России. Комментируя финансовую политику Бернацкого, Маклаков подметил ее главную особенность – «воздержание от какой бы то ни было финансовой реформы, пока не будет сломлен большевизм»26. Иными словами, Бернацкий весь свой финансовый план строил на «взятии Москвы», все меры до победы Деникина рассматривались им лишь как временные, предназначенные для минимального удовлетворения текущих нужд.

Однако успехи армии Деникина летом 1919 г. оказались кратковременными. Уже осенью Красная армада стала уверенно теснить противника, а к зиме белым едва удалось удержаться на северокавказском побережье и в Крыму. В связи с этим в декабре была упрощена структура управленческого аппарата и упразднено Особое совещание при Главнокомандующем. За Бернацким было оставлено заведывание финансами, но его ведомство функционировало лишь по инерции: в феврале 1920 г. основные помощники Бернацкого эвакуировались в Сербию. Но сам он считал, что еще не все потеряно, и решил остаться в России. Перед сдачей Новороссийска Деникин поручил ему решение всех вопросов гражданского характера. Должность его в ту пору официально называлась «начграждупр» (начальник Гражданского управления). Надвигалась эвакуация: гражданские лица непризывного возраста и раненые были отправлены за границу, а военные – в Крым.

Весной 1920 г. почти все члены деникинской гражданской администрации выехали из Новороссийска за границу. Уехали не только все начальники управлений, но и их заместители. В Крыму у Врангеля из прежних чиновников высокого ранга оказались лишь Бернацкий и А.А.Нератов, числившийся во главе Управления иностранных сношений. Вскоре его заменил П.Б.Струве, а Нератов занял должность посла в Константинополе. Для решения вопросов гражданского управления П.Н.Врангель пригласил себе в помощники А.В.Кривошеина, но тот находился в Париже и смог приехать лишь 12 июня. Поэтому основная организационная работа первых дней легла на плечи Бернацкого. Еще в начале апреля была образована «Комиссия по поднятию курса рубля». Практически единственным результатом ее работы стал выпуск краткосрочных высокономинальных (100 тыс руб.) обязательств казначейства. Заметим, что Бернацкий удивительно спокойно относился к выпуску ничем не обеспеченных бумажных денег. При этом он хладнокровно заявлял: «В настоящее время другого выхода нет… Я вполне сознаю, что начинать с этими денежными знаками коренной реформы нашего денежного обращения нельзя. Эти знаки сами – кандидаты на будущую девальвацию»27. Складывается впечатление, что Бернацкий рассматривал свою деятельность в правительстве Врангеля в значительной мере как научный эксперимент. И действительно он не только честно работал как опытный правительственный чиновник, но одновременно ставил гигантский опыт финансового выживания изолированного региона – Крыма.

Заметим, что из 7 месяцев врангелевского периода едва ли не половину срока он провел в зарубежной командировке. Целью поездки было объединение всех финансовых средств, находившихся к тому времени в распоряжении антибольшевистских сил. Результаты своих усилий в этом направлении Бернацкий суммировал в письме к Врангелю: «Сосредоточение и распоряжение заграничной валютой в Европе и Америке достигнуто мною почти полностью. Остаются сравнительно небольшие суммы, которые стараюсь влить в общее русло. Дальний Восток откликается слабо. Оттуда едет ко мне курьер… Разрешение многих весьма важных вопросов возможно лишь в присутствии за границей лиц, облеченных министерскими полномочиями. Этим объясняется длительное мое пребывание за границей…»28. Письмо это нуждается в комментариях. Так, Бернацкий сообщал, что финансовые агенты в Европе А.Г.Рафалович и К.Е.Замен вполне подчинились его указаниям. От финансового же агента в Америке С.А.Угета средств в централизованный фонд Управления финансов Врангеля поступило немного, и на просьбу Бернацкого от отвечал 5 марта, что «свободных сумм не имеется», хотя и перевел в Константинополь 200 тыс. долларов29. Особняком стоял финансовый агент в Японии К.К.Миллер, в ведении которого находились средства, оставшиеся в японских банках после разгрома Колчака. Всего в его распоряжении находилось около 6,9 млн иен, а также 395 тыс. франков и 15 тыс. фунтов стерлингов30. Однако Миллер отказывался подчиняться Врангелю и Бернацкому, выражая лишь готовность советоваться с ними при «крупных расходах»31. Вторая часть этого письма Бернацкого Врангелю была посвящена подготовке денежной реформы: «…Образование компании, регулирующей товарообмен с заграницей и призванной обеспечить новые денежные знаки, предположенные к введению, близится к реализации… По возвращению в Крым сделаю доклад о девальвации прежних денежных знаков. Новые денежные знаки [в] Англии и Америке скоро будут готовы в большом количестве…»32.

Около недели провел Бернацкий в Лондоне. Эта поездка была связана с возобновлением заказа английской частной фирме на изготовление денежных знаков нового образца. Летом 1919 г. партия этих знаков была заказана во время визита генерала Драгомирова, и часть из них была доставлена в конце года в Новороссийск. Но тогда военная обстановка на Северном Кавказе совсем не способствовала проведению денежной реформы. Теперь же Бернацкий возобновил этот заказ.

Параллельно в Лондоне велись переговоры с Королевским казначейством по поводу отправления в Крым как знаков английской печати 1919 г., так и знаков американского производства. Объем последних составлял 375 млн руб. за вычетом небольшой партии, доставленной в Новороссийск в декабре 1919 г. вместе с английскими знаками33. Уже после возвращения Бернацкого из зарубежной поездки в Крым поступила партия знаков английского производства, а также английское оборудование для печати денежных знаков малых номиналов. О доставке такого оборудования и готовых знаков в Крым сообщала в августе 1920 г. севастопольская газета «Юг России».

Если в плане подготовки технической стороны денежной реформы Бернацкий добился максимума, то предстояло еще справиться с более трудной задачей – наполнить эти знаки реальным «металлическим» обеспечением. На что мог рассчитывать при этом Бернацкий? Во-первых, он попытался прозондировать ситуацию с парижским русским золотом (140 млн руб.), которое в качестве репараций сначала было передано советским правительством немцам на условиях Брестского мира, а затем по условиям Версальского мирного договора сдано немцами на хранение французам34. Естественно, имелось в виду получение не золота как такового, а валютного займа, часть которого пошла бы на твердое обеспечение новых врангелевских денег. Однако, хотя Бернацкий и считал, что правительство Врангеля является законным преемником всех российских правительств, ему указали, что претендовать на это богатство Врангель может лишь в случае его признания союзными государствами. Больше того, французы «отщипывали» куски от этого золота в счет помощи Российским беженцам35. Кроме того, на него претендовали и американцы «для оплаты французского долга Америке»36. На выяснение данного вопроса ушло немало времени, но усилия Бернацкого успехов не принесли.

Впрочем, в запасе у него был еще один план, который удалось реализовать. В цитированном выше письме Врангелю упоминалась некая «компания», а точнее Русско-французское общество, на которое возлагались все экспортно-импортные операции крымчан с Европой. Однако работало оно плохо, и товары поставляло низкого качества. Поэтому надежды Бернацкого на достаточные валютные доходы от деятельности Русско-французского общества не оправдались, и он вынужден был предпринять еще одну попытку получения внешнего займа. На этот раз речь шла о займе от частных инвесторов в Америке. Уже после возвращения из поездки в Европу Струве с подачи Бернацкого писал послу Б.А.Бахметеву: «Ввиду недостатка средств для покрытия заграничных расходов необходимо добиться займа на снаряжение и содержание армии, хозяйственное устроение, а также помощь беженцам. Вооружение, уголь, нефть в счет займа желательно получить из Америки натурой. Минимальная желательная сумма – 50 000 000 долларов. Из 50 миллионов около 10 нужны для выкупа денежных знаков и замены их новыми с металлической базой (для обеспечения новых кредитных билетов зарубежного производства реальными ценностями – М.В.). По соглашению с Бернацким прошу Вас выяснить и всячески подготовить почву для совершения в Америке такого займа, конечно, в совершенно частной форме, на указанную приблизительно сумму. Гарантией оплаты капитала и процентов могут послужить различные виды государственных доходов и концессии на территории Русской армии…»37. Однако, как показывают архивные документы, мнение Бахметева о валютном займе в Америке было резко отрицательным: «Мне не хотелось говорить, что наивна сама мысль получить заем. Меня, правду сказать, крайне удивило, как этого не понимают Струве и Бернацкий, которые недавно были за границей и должны были бы учитывать обстановку». Мало того, Бахметев опасался, «как бы американцы не узнали о предложениях Струве и Бернацкого»38. Здесь Бахметев имел в виду пассаж о гарантиях в виде «государственных доходов и концессий».

Первые дни своего пребывания в Париже Бернацкий поспешил использовать для разъяснения политики правительства Врангеля. Так. 24 мая он сделал специальный доклад под названием «Последние этапы деятельности Врангеля», где подробно остановился на «демократическом» характере его начинаний. Характерно, что сразу по возвращении Бернацкого Врангель объявил ему благодарность «за выдающееся выполнение возложенных на него поручений»39. Эта благодарность, несомненно, последовала в первую очередь за то, что Бернацкому удалось добиться от Франции признания де-факто правительства Врангеля. Оно было получено в ответ на заявление Бернацкого о том, что врангелевское правительство готово взять на себя выполнение обязательств по общероссийским долгам. Последовательность событий можно проследить по репортажам в русской парижской газете «Последние новости». В номере от 22 июля было помещено изложение доклада А.Мильерана в Палате депутатов относительно результатов конференции союзников в Спа: «…По поводу положения генерала Врангеля, который борется против большевизма. Он образовал фактическое правительство, которое своими аграрными реформами привлекло к себе симпатии населения; образуется также национальное представительство. Когда это правительство пожелает быть признанным, ему поставят условием признание прежних обязательств России по отношению к иностранным государствам».

Реакция Бернацкого на речь Мильерана последовала незамедлительно. Уже в номере от 23 июля появилось следующее его заявление: «Правительство генерала Врангеля, считающее себя единственным преемником законной власти в России, формально заявляет, что оно всегда стояло и стоит за признание всех обязательств России по отношению к иностранным державам. Франция, всегда сохранявшая наилучшие отношения с Россией, может быть вполне уверена, что как только Россия выйдет из нынешнего состояния беспорядка, она останется верной своей традиционной политике и будет продолжать выполнять свои обязательства. Одним из первых актов ее, по освобождении от большевизма, будет удовлетворение в кратчайший срок справедливых требований Франции, с которой Россия, в интересах политического равновесия Европы, должна будет всегда оставаться тесно связанной». Конечно, право на такое заявление являлось прерогативой министра иностранных дел в правительстве Врангеля, т.е. Струве, но его в тот момент не было в Париже, а поскольку Бернацкий отвечал за финансовую политику своего правительства, его заявление было вполне правомочно. Лишь 3 августа Струве подтвердил от имени Врангеля заявление Бернацкого40. Наконец, последовало сообщение в той же газете от 12 августа: «Вчера в русском посольстве получена официальная нота французского правительства о фактическом признании Южнорусского правительства, возглавляемого генералом Врангелем… Отныне Южное правительство пользуется во Франции теми же правами, как и всякая нейтральная держава, его представители имеют официальный дипломатический характер и его консульства имеют официальную защиту русских граждан во Франции». Особенно обнадеживал заключительный пассаж: «Правительство Врангеля может заключать во Франции государственные займы, вступать с нею в военные и политические союзы и соглашения».

Следует учитывать, что описываемые события происходили на фоне двух главных тенденций. С одной стороны, англичане пытались добиться от советского правительства отказа от вооруженной борьбы с врангелевцами и тем самым обеспечить твердые гарантии сторонникам Врангеля при их капитуляции. При этом официальный Лондон полностью отказался от поддержки Врангеля, полагая, что дальнейшая борьба его с Советами бесперспективна. От сторонников Врангеля он требовал адекватных мер – прекращения вооруженной борьбы с Советами. С другой стороны, французы стремились облегчить участь «белополяков» Ю.Пильсудского, развернувших войну с Советской Россией. И для этого в дипломатическую игру была вброшена «карта Врангеля». Ведь активные боевые действия сторонников генерала отвлекали значительные силы красных с польского фронта. Все это снижает ценность признания французами правительства Врангеля. Тем не менее очень скоро выяснилось, что решительный поступок Бернацкого сыграл и другую важную роль – он оказался ключевым в судьбах многих российских эмигрантов, поскольку лишь после признания Францией правительства Врангеля стала возможной как организованная эмиграция во Францию, так и та ограниченная помощь, которую оказывали российским эмигрантам французские власти.

По возвращении в Крым Бернацкий сделал доклад для широкой публики. Относительно внешнего займа он выразил надежду «разрешить этот вопрос»41. По поводу возможной девальвации он заявил, что относится к ней отрицательно, но надеется заменить разнообразные денежные знаки Юга России общепринятыми, «образец которых уже получен в Севастополе». При этом Беранцкий добавил, что «реформа будет проведена в жизнь немедленно по утверждении ее Главнокомандующим». Но что мог обещать Бернацкий после неудач с заключением займа? По-прежнему приходилось налегать на печатный станок. Благие намерения направить денежные знаки на производственные цели в основном реализовывались через субсидии кооперативам, но поскольку все производственные мощности стояли, ощутимого успеха в этом Бернацкому достичь не удалось.

А между тем в Крыму накопилось много неотложных дел. Так, нужно было срочно заготавливать уголь для Черноморского флота. По состоянию на летние месяцы 1920 г., угля было так мало, что его запасы не позволяли вывести в море имеющиеся суда даже при условии их частичной буксировки. 2 сентября Бернацкий обратился к финансовому агенту в Америке Угету с поручением организовать доставку 50 тыс. т угля42. Как вспоминал Б.П.Кадомцев, вывоз угля из Англии был сильно ограничен, и капитаны немногих пароходов соглашались идти в Крым. Поэтому были использованы все финансовые резервы, в том числе и та часть бывших средств Колчака, которая осела в Японии. Финансовому ведомству приходилось оперативно реагировать и на изменение военно-политической обстановки. В частности, если летом 1919 г на белом Юге было отменено обращение «пятаковских» денег, то в сентябре 1920 г. Управление финансов пошло здесь на частичное послабление, разрешив прием этих денег по курсу 60 коп за советский рубль43. По-видимому, были учтены уроки полного запрета этих денег летом 1919 г в Крыму, когда при небывало высоком урожае уборочная была частично сорвана из-за запрета ее кредитования частными банками, капиталы которых состояли главным образом из «пятаковских» рублей. Бюджет 1920 г закладывался Бернацким главным образом за счет косвенных налогов. Критики такой политики считали, что тем самым ухудшается положение сельского населения, но в то время именно оно держало основную долю денежных знаков в своих кубышках и чулках, так что Бернацкий шел на эту меру вполне сознательно, стремясь «выманить» эти выбывшие из обращения деньги.

Осенью 1920 г Кривошеин созвал в Севастополе экономическое совещание «из наиболее видных финансовых и торгово-промышленных деятелей для обсуждения мероприятий по поднятию экономического и промышленного состояния Юга России и для изыскания возможностей заключения займа». На совещании прозвучало немало речей с комплиментами в адрес правительства Юга России. В целом Кривошеин добился одобрения своей экономической политики, но при этом неоднократно звучала критика в адрес Бернацкого, в частности за неэффективное использование им таможенных пошлин, которые были невысокими, а главное – не корректировались по мере падения курса рубля. Основная же неудача Бернацкого состояла в том, что денежная реформа, на которую было затрачено так много сил и средств, повисла в воздухе в ожидании внешнего займа44. К тому же доверие Врангеля к Бернацкому стало падать, а вскоре началось и наступление красных.

После оставления Крыма правительственный аппарат Врангеля был высажен в Константинополе, где генерал расформировал его. Из гражданских служб остались лишь небольшая финансовая часть, Управление по делам беженцев и канцелярия по гражданским делам. Во главе финансовой части были поставлены Бернацкий и его заместитель Н.В.Савич. Но Бернацкий вскоре оставил Константинополь, поскольку считал борьбу законченной, а сохранение армии – утопией и смотрел на свою работу как на ликвидацию Белого движения. В Париже, куда уехал Бернацкий, ему предложили возглавить Финансовый комитет, вновь образованный «Земгором» и «Совещанием бывших послов»45. В этот комитет были преданы заграничные фонды царского правительства.

Впереди у Бернацкого оставалось еще более 20 лет активной творческой и общественно-политической деятельности. Российские и мировые финансово-экономические проблемы продолжали интересовать его и в эмиграции. Он часто выступал с докладами и сообщениями в различных эмигрантских организациях46. В частности, Бернацкий играл активную роль в Российском центральном объединении, весной 1937 г переименованном в Российское национальное объединение. В 1930-е годы он избирался его председателем, долго возглавлял его Финансовую комиссию. Укажем темы лишь некоторых публичных выступлений Бернацкого того времени: «Современное положение финансов в СССР» (1928), «Россия и международное положение» (1933), «Девальвация и экономический кризис» (1934), «Девальвация франка» (1936), «Война в Испании», «Финансовые и хозяйственные проблемы» (1937). Разнообразные финансово-экономические вопросы анализировались и в постоянном семинаре, который Бернацкий вел совместно с В.Б.Ельяшевичем т А.А.Михельсоном. Кроме того, он читали лекции в Институте русского права при юридическим факультете Сорбонны и входил в его правление.

Кончина Бернацкого в ночь с 16 на 17 июля 1943 г. прошла почти незамеченной русскими эмигрантскими кругами, другие проблемы занимали русскую колонию Парижа в тот жестокий период. И лишь после окончания войны русская эмиграция в какой-то степени оценила эту многогранную личность, совмещавшую в себе ученого, политика и видного практического работника в области финансов.



Примечания



1 Политические деятели 1917. Биографический словарь. М. 1993. С.31-32; Ананьич Б.В. Штрихи к биографии Михаила Владимировича Бернацкого // Петроградский Политехнический институт в 1917 г. СПб., 1999. С.37-42; Ананьич Б.В. Эмигрантские воспоминания М.В.Бернацкого. // Зарубежная Россия 1917-1939 гг.: Сб.ст. / СПб филиал Ин-та российской истории РАН. – СПб.: Европейский дом, 2000. С.139-143; Новый журнал. 1947. № 17. С.322-328; Кадомцев Б.П. Профессор Михаил Владимирович Бернацкий // Санкт-Петербургский Политехнический институт. Париж, 1958. Сб. № 2. С.72-79.

2 Измозик В.С., Тихонова Н.С.. Временное правительство: социально-политические характеристики. // Из глубины времен. Вып.8. СПб. 1997. С.3-25.

3 Кадомцев Б.П. Профессор Михаил Владимирович Бернацкий // Санкт-Петербургский Политехнический институт. Париж. 1958. Сб. № 2. С.74.
4 Вестник Временного правительства. 1917. 16 сентября.

5 Бернацкий М.В. К вопросу об оздоровлении денежного обращения. // Сб. докладов «Вопросы денежного обращения». Пг. 1918. С.80-81.

6 См.: Наше денежное обращение. Сборник материалов по истории 7 Демьянов А. Записки о подпольном Временном правительстве // Архив русской революции. М. 1991. Т.7. С.41.

8 Новая жизнь. 1917. 12 (25) ноября, 19 декабря.

9 РГАЭ, ф.7733, оп.1, д.47, л. 79-89.

10 Ананьич Б.В. Штрихи к биографии Михаила Владимировича Бернацкого // Петроградский Политехнический институт в 1917 г. СПб. 1999. С.38.

11 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.1. Минск. 2002. С.269.

12 Красный архив. 1929. № 6. С.80.

13 АВПРИ, ф.187, оп.524, д. 3540, л.12 об.

14 Деникин А.И. Указ. соч. Т.3. С.470.

15 Из секретной телеграммы в Одессу генералу Гришину-Алмазову от 29 декабря 1918 г // ГА РФ, ф.Р-446, оп.2, д.44, л.17, 17 об., 19-19 об.

16 Там же, л.268-273.

17 Там же, ф.Р-1268, оп.1, д.15, л.3-4.

18 См.: Там же, д.26, л.60. Официальное сообщение об открытии экспедиции появилось в прессе еще 10(23) августа в ростовской газете «Жизнь», где сообщалось, что «на днях открыта Новороссийская экспедиция».

19 ГА РФ, ф.Р-5863, оп.1, д.3, л.352.

20 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3541, л.40; д.3544, л.63 об.

21 Киевское эхо, Киевская жизнь. 1919, 26 октября.

22 Архив русской революции. М. 1991. Т.6. С.154.

23 См. Жизнь (Ростов на Дону). 1919. 10(23) июля.

24 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3546, л.85 об.

25 Там же, д.3545, л.126 об.

26 Совершенно лично и доверительно!: Б.А.Бахметев – В.А.Маклаков. Переписка. 1919-1951. 3 т. Т.1. М., 2001. С.137-138.

27 ГА РФ, ф.Р-3703, оп.1, д.21, л.8-10.

28 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3548, л.202.

29 Там же, д.3547, л.103 об.

30 Там же, д.3549, л.10 об.

31 Там же, л.97 об.

32 Там же, л.11.

33 Там же, ф.187, оп.524, д.3548, л.211 об.

34 ГА РФ, ф.Р-3703, оп.1, д.21, л.8.

35 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3549, л.231.

36 Красный архив. 1930. Т.3(40). С.12.

37 ГА РФ, ф.Р-5680, оп.1, д.6, л.155

38 Там же, л.148, 153.

39 Юг России (Севастополь). 1920, 8(21) августа. Одновременно благодарность была объявлена Б.В.Матусевичу «за отличное выполнение обязанностей начальника Управления во время отсутствия М.В.Бернацкого».

40 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3549, л.94 об.

41 Поскольку попытки заключения займа не увенчались успехом, Бернацкому пришлось сделать специальное заявление на эту тему для крымчан в симферопольской газете «Крымский вестник» от 31 августа: «Начальник Управления финансов М.В.Бернацкий опровергает циркулирующие в Константинополе слухи о сделанных им попытках заключить в Париже заем. Ни о каком займе во время его поездки в Европу не было и речи, и вопрос об этом вообще не поднимался».

42 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3549, л.182.

43 Вечернее время (Севастополь). 1920. 16 сентября.

44 Гензель П.П. Крым в финансово-экономическом отношении в 1918-20 г.г. // Экономист. 1922. № 3, С.102-119.

45 АВПРИ, ф.187, оп.524, д.3550.

46 См: Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. 1920-1940. Франция. М. – Paris. 1997.